— В рот тебя по нотам! Падла!.. Точно ты… Ах ты, сука! Не прощу!
Оперативники ворвались, когда Мавр с Василием Егоровичем возились на полу, разгребая стружки. Отцепиться от тестя оказалось невозможно: тренированный, цепкие руки драли мундир, отшелушивая награды. Их растаскивали сначала двое гражданских, затем прибежали санитары и эти двое, в масках — разодрали с треском, в руке тестя остался плетеный генеральский погон, и уже будучи в состоянии аффекта, он ничего не видел перед собой и драл бронежилет на автоматчике. На них попытались натянуть смирительные рубашки, но ничего не вышло, сами запутались в тряпье, и в результате оба оказались в наручниках. Эти шестеро здоровых малых запыхались, пока скручивали, и разозлились; у одного, в гражданском, так и вовсе было больное сердце, и по лицу разливалась нехорошая бледность. Он матерился и что-то искал на полу, разметая стружки.
— Притыкин! — обрадовался второй, более веселый и сильный, выворачивая карманы Мавра. — А я думаю, куда ты заплыл? Не видать, не слыхать… Это что за генерал к тебе пожаловал?
Василий Егорович пришел в себя и, увидев закованного зятя, которого шмонали грубо и бесцеремонно, немного оторопел. После схватки и сильного нервного возбуждения у него заплетался язык.
— Вы что, и его… в браслеты закоцали? — невнятно пробубнил он.
— Что? — опер вытащил документы у Мавра, а один из автоматчиков рывком поставил старика на единственную ногу.
— Он ваш, сука, — не совсем уверенно пролепетал тесть, качаясь.
— У нас таких нет, — засмеялся веселый. — Сейчас глянем, кого тут пригрел… Коноплев Виктор Сергеевич, год рождения двадцатого сентября одна тысяча… девятьсот девятого… Это ты с девятого?
Мавр ловко вскочил на ноги, и автоматчик в маске тут же очутился рядом.
— Стоять!
— Сколько же тебе лет, дедушка?
— А ты посчитай, — спокойно сказал он и сдвинулся чуть правее — к электрическому наждаку возле верстака, на котором тесть правил резцы.
Веселый приблизился к окну, посмотрел в косом свете, не переклеена ли фотография, полистал и глянул прописку.
— Поселок Соленая Бухта, Крымской области. Иностранец?.. Где ксиву купил?
— В советской милиции, — обронил Мавр. — Ксива натуральная.
— Хочешь сказать, тебе восемьдесят пять?
Тесть смотрел на него диковато и возбужденно, брови приподнялись и обнажили глаза. Мавр окончательно заслонил спиной наждак и нащупал кнопку под кругом.
— Хорошо сохранился, у моря живу.
— А генеральская форма откуда?
— В Ялте купил. Сейчас же все покупается и продается… Рынок!
Веселый опер глянул в свидетельство о браке, хмыкнул — о женитьбе ему было все известно — после чего стал снимать резинки с пачки удостоверений к наградам.
— А ты руки помыл? — с вызовом спросил Мавр.
Тот не ответил, развернул пленку и открыл первую книжечку.
Наждак включился с пронзительным, шипящим воем — обороты высокие, вся группа захвата вместе с санитарами от неожиданности качнулась, услышав непонятный звук и в первое мгновение не в силах объяснить его природу. Тонкий круг взвизгнул, и звено цепочки от наручников развалилось на две части. Мавр сделал шаг в сторону и показал руки с браслетами.
— Соберу награды — закуете! — и присев, поднял оторванный от колодки орден Ленина.
В следующий миг возник короткий и злой переполох: Мавра прижали стволом автомата к стене, стали искать другие наручники, но их не оказалось.
— А ну, сволочи, соберите награды! — крикнул Мавр. — Не позволю топтать! Если б за каждую столько погорбатились — не топтали бы!
Тесть стоял на одной ноге, как побитый петушок, и таращился на все происходящее с тихим изумлением. Молчаливый опер нагнулся и поднял юбилейную медаль, а веселый враз погрустнел, спрятал пачку удостоверений в карман и приказал выводить задержанных на улицу. Мавра схватили за руки автоматчики, санитары уцепились за тестя, но тут Василий Егорович вдруг обрел голос, заорал громко и решительно:
— Без протеза не пойду! Не имеете права брать инвалида без протеза! Есть закон!
Веселый распорядился надеть Притыкину деревянную ногу, и санитары принялись всовывать культю в ложе протеза. У них ничего не получалось, однако наручники со старика снять не решились, а он еще и мешал, капризничал — кое-как приделали деревяшку, затянули ремни поверх брюк и повели вперед.
— Ты меня прости, — вдруг повинился тесть перед Мавром, — я сдуру накинулся, вот нас и повязали под шумок. Перепутал я…
А спустя три минуты, когда ковылял по лестнице вниз, обвисая на руках санитаров, неожиданно похвастался:
— Эх, зятек, какую ногу я себе сделал! Мне один мужик с Украины болванку привез, старая акация. Кость, а не дерево! Не износить!.. Жалко, обуть не успел, замызгаю в грязи, размокнет…
Белая деревянная ступня ковыряла грязь, между аккуратно выточенными пальцами фонтанчиками выжималась снежная каша…
* * *
Их привезли в районный отдел милиции и посадили за решетку напротив дежурного. В клетке было еще человека четыре, сидящих по углам, будто рассорившаяся компания, но при появлении новичков, все вытаращились, и кто откровенно, кто искоса, стали рассматривать увешанного орденами генерала. А они устроились на скамейке бок о бок с тестем, помолчали, осваиваясь в новом пространстве.
— Ты извини меня, — вдруг сказал Василий Егорович, глядя в сторону. — Обознался… С ментом одним спутал, энкавэдэшником. Здорово похож. Вот только забыл, на какой щеке у него шрам, — на левой или правой?
Клетка на него подействовала неожиданно: стал мягкий, рассудительный, враз исчезла нервность и скачки настроения. Он будто бы успокоился, угодив в привычное место.
— Сколько ты отбарабанил? — между прочим спросил Мавр. — Судя по наколкам, в авторитете был…
— В общей сложности тридцать один и пять ссылки, — с достоинством сказал и глаза больше не прятал под бровями. — И все в этих краях…
— Пятьдесят седьмая?
Тесть загадочно усмехнулся, взгляд потеплел — юность вспомнил…
— Ты-то, вроде, тоже… барабанил?
— Почти столько же. И до сих пор в ссылке.
— Ох, и не прост же ты, герой! Темнила… Извини, я тут камуфляж тебе немного попортил, — кивнул на оторванный погон. — И картавого оторвал…
— Пришьешь и приделаешь! Ты же у нас рукодельный.
— Выпустят — пришью, — пообещал он. — Как ты мыслишь, долго нам париться?
— Я ваших ментов не знаю. Скорее всего, круглые дураки. Значит, ночь пропарят точно…
— Они тут не дураки! Далеко не дураки.