– Петрович, а мне сказали, что ты в больнице!
На его губах светилась фирменная мягкая улыбка, но в голосе сквозило снисходительное ехидство. Впрочем, я уже давно привык к этой его манере обращения к тем, перед кем не нужно выслуживаться.
– Как видишь, вылечился.
– А чего тогда хромаешь?
– А это для того, майор, чтобы ты спросил… Агранов где?
– Будет скоро, отпросился. Да ты не переживай, я это дело приму. Что там, похищение?
– Да. Заявление есть, свидетели…
– Ориентировку надо составить.
– Этим я сам займусь.
– Ну, давай, а потом ко мне. Похищение – дело серьезное, чего тянуть?
Я провел Лидочку в свой кабинет, включил компьютер, в который у меня была заложена программа «Фоторобот». Сначала я сам скомбинировал портрет свинорылого, а потом уже попросил девушку поправить меня, если я что-то упустил. Но, как оказалось, я попал в яблочко, и корректировать было нечего. Человек, которого я видел на Белинского, и «Галкин мужчина» были одним и тем же лицом.
С потерпевшей было проще. Родители Галины Свирцевой передали мне фотографию с изображением дочери. Девушка была снята зимой, на фоне отцовской «девятки», в распахнутой настежь дубленке, но без шапочки, с распущенными волосами. В глазах озорной блеск, на губах задорная улыбка, бодрая с мороза, румяная. И хорошенькая… Лидочка как бы невзначай толкнула меня в плечо, заметив, что я невольно залюбовался ее подружкой.
Олег долго вертел в руках снятое с принтера изображение предполагаемого похитителя, напряженно всматривался в его скомбинированное лицо, как будто искал в нем какой-то дефект.
– Что-то не так? – настороженно спросил я.
– Да нет, все так… В розыск объявлять надо, – с большим сомнением в голосе сказал он.
– Так в чем же дело?
– Дело заводить надо.
– Так в чем же дело?
– Не все так просто… Дело, ориентировки, план «Перехват». Это тебе не бублик маком посыпать.
– Если хочешь, я сам займусь этим.
– А на каком основании? Какое отношение ты имеешь к этому делу?
Мне очень не нравилось поведение Олега. Только что он рвался в бой, а сейчас вдруг на ручник встал. С чего бы это?
– Такое… Это медсестра моя, – кивком показал я на Лидочку.
– Твоя личная? – саркастически усмехнулся Олег.
– Не дорос я еще до личной медсестры.
– Тогда выражайся поясней.
Я мог бы выразиться по всем трем этажам, но не в присутствии же дамы.
– Лида ухаживает за мной, делает уколы, перевязки. А вечером она закончила работу, вместе с подругой вышла к остановке, там все и случилось…
– Что случилось?
– Этот гражданин! – я так ткнул в лицо свинорылого, что бумага под моим пальцем с треском лопнула. – Похитил гражданку Свирцеву! И гражданка Якушева видела это!
– А родители Свирцевой это видели?
– Нет.
– Тогда почему я вижу заявление только от них. Пусть и твоя… э-э, личная медсестра напишет заявление, подробно опишет случившееся… Хотя нет…
Семиряднов неторопливо открыл ящик своего стола, так же не спеша достал оттуда новенький бланк протокола, подул на него, как будто избавлялся от канцелярской пыли.
– Товарищ капитан, если вы не возражаете, я допрошу гражданку Якушеву, – официально и на «вы» обратился он ко мне.
– Лидочка, а ну-ка выйди! – попросил я.
Девушка послушно кивнула, поднялась из-за стола и направилась к выходу.
– Гражданка Якушева! – с недобрым удивлением во взгляде окликнул ее Семиряднов. – Я вас не отпускал!
– Слышь ты, майор, не ломай комедию! – стиснув зубы, прошипел я.
– Товарищ капитан, потрудитесь обращаться на «вы» к старшему по званию!
Олег смотрел на меня пристально и с бесстрашной насмешкой. Его совершенно не пугало, что думаю о нем я и что могут подумать другие. Я мог съездить ему по физиономии, но мне вдруг показалось, что именно этого он и ждет.
– Чего вы добиваетесь, майор? – зло, через нижнюю губу спросил я.
– Правды, и только правды… Вы, капитан, сами видели, как предполагаемый преступник затаскивал в машину гражданку Свирцеву?
– Нет.
– Тогда зачем вы вмешиваетесь в это дело? – с непоколебимым спокойствием, с полной уверенностью в своей правоте спросил Семиряднов. – Возможно, у вашей медсестры личная неприязнь к гражданину, которого она сейчас пытается оговорить. Возможно, он обещал, но не женился на ней, вот она ему и мстит. Мы поднимем на ноги людей, найдем этого гражданина, и выяснится, что никого он не похищал, а гражданка Якушева злостно его оклеветала. Что тогда? Кому тогда голову с плеч? Мне! Потому что я дал ход заявлению!
Семиряднов умел убеждать с точки зрения закона. И статьи нужные в качестве аргумента приведет, и случаи из практики, но сейчас его рассуждения не выдерживали никакой критики. Потому что он и сам не верил в то, что говорил.
– Во-первых, ничего тебе не будет, – язвительно хмыкнул я. – И ты сам прекрасно это знаешь. А во-вторых, если ты так боишься за свою шкуру, скажи, почему ты не задержал гражданина Берестова?
– Кого?! – встрепенулся майор.
– Берестова! Николая Трофимовича!.. Да, у него было алиби. Да, у тебя не было оснований для его задержания. Но ты оставил его дома, и поэтому его убили, выбросили из окна.
– Что ты такое несешь? – сошел с лица Семиряднов.
– Не «ты», а «вы», щенок! – с высоты белого коня махнул шашкой я. – Из-за тебя его убили, из-за тебя! И поверь, если этот факт получит широкую огласку, на твоей карьере можно ставить крест!
– Но у него… у него было железное алиби… – подавленно пробормотал Олег.
Я внутренне ликовал, наслаждаясь его поражением. Понял черт, кто ладана на него нагнать может, страшно стало. Карьерист недоделанный!
– Алиби у него было… А еще знаешь, что у него было?
Я не хотел щадить этого выскочку, поэтому поднялся со своего места, подошел к стоящему на сейфе ксероксу, пропустил через него доверенность и копию бросил на стол следователю.
– И что это такое?
– Жерновой Виктор Астафьевич, он же убитый мною при задержании преступник. На него Берестов оформил свою машину, за что и был им же выброшен из окна… Я смог дознаться. А ты нет. Почему?
– Потому что Берестов еще тем орешком оказался, – сконфуженно повел плечами Олег.
Отговорка оказалась неудачной, и я тут же дал ему это понять.
– Орешком?! Орешки колоть надо. А ты его дома оставил. Почему?
– Ну, и на старуху бывает проруха.