– Ну вот, теперь какой-то Горожанов, – ухмыльнулся Семиряднов. – То я, то он – ты уж определись, пожалуйста.
– Я не знаю, кто там у вас главный, ты или Горожанов, но точно знаю, что вы с ним заодно…
– И кто такой Горожанов? – спросил Олег тоном, каким психотерапевт соглашается признать в своем пациенте Наполеона.
– Только не надо ломать комедию!
Я действительно вышел из себя и, возможно, со стороны смахивал на душевнобольного, но не Семиряднову куражиться надо мной. Он-то наверняка знал, что с головой у меня все в порядке. И с совестью тоже…
– И все-таки?
– А я тебе сейчас все объясню. Горожанов был третьим в команде Шрама и Жернового. Вернее, он был основным. И он убил Юру Стеклова. А потом ему понадобилось убрать Берестова. В чем ты, майор, ему здорово помог, оставив Берестова на свободе… А потом он увез Свирцеву, и когда ты увидел его фоторобот, сразу расхотел объявлять его в розыск. И еще голову нам с Лидой морочил… Ты, покрывал его, майор, ты предупредил его, что ему угрожает опасность! – в обличительном порыве выдал я.
Семиряднов озадаченно поскреб себя за ухом.
– Из всего, что ты мне тут наговорил, я понял только одно. Горожанов и есть тот человек, которого я объявил в розыск.
– Ты вынужден был это сделать. Потому что я на тебя надавил.
– Ты и сейчас на меня давишь… – поморщился майор. – А еще больше давит на меня труп этой девушки… Что он делает в твоей постели?
– Это не просто труп, это камень мне на шею! – выпалил я. – А ты как гиря к ногам!.. Оба меня на дно тащите… Только я не совсем понимаю, чего вы этим добиваетесь? Ну, посадите меня, так ведь Марцев останется. Он доведет дело до конца…
– Какое дело? – насмешливо спросил Олег.
Этот вопрос поставил меня в тупик… Действительно, а что мы с Марцевым можем предъявить Горожанову? Убийство Стеклова? Так нет свидетелей, которые видели, как он стрелял. Связь со Шрамом и Жерновым? А кто их видел вместе? Похищение Свирцевой? Так не было никакого похищения, Свирцева сама села к нему в машину. Да и кто видел, как она к нему садилась? Лидочка? А где она?..
– Убийство сотрудника милиции! – на вздохе облегчения сказал я.
Да, никто не видел, как Горожанов стрелял в Стеклова. Но у него ранена рука – результат моего выстрела. А кровь на памятнике – очень серьезная улика…
– Горожанову не отвертеться. Не я, так Марцев его возьмет… Или вы еще Марцева собираетесь нейтрализовать?
– Значит, я – следователь, майор милиции, помогаю преступнику уйти от наказания? – со своей фирменной улыбкой на губах, но с обидой в голосе спросил Олег.
– А разве нет?
– У тебя не все дома, Петрович! – возмущенно постановил он. – Я не знаю, кто такой Горожанов! И никогда ему ни в чем не помогал… Знаешь, я даже оправдываться не собираюсь, настолько нелепо звучат твои обвинения.
– Я тебе не верю.
– А это твое право… Что с трупом собираешься делать? – неожиданно спросил Семиряднов.
– Что я с ним собираюсь делать? – опешил я. – Тебе лучше знать, что мне с ним делать. Где наряд? Почему я до сих пор не в наручниках?
– Понятно. Ты думаешь, что я пришел, чтобы тебя арестовать… Да, Петрович, я был более высокого о тебе мнения… Так что ты этой ночью, говоришь, делал? – сосредоточенно, официальным тоном спросил майор.
И тем самым, как шар в лузу, загнал меня в шкуру подозреваемого, вынужденного искать оправдания перед лицом следствия.
– Вечером Лиду искал. Пропала она. Потом с Марцевым за Горожановым ездили, к нему домой… Я номера его машины вспомнил, мы его личность установили…
– А самого взяли?
– Нет. Не было его дома… Я в засаде остался…
– С кем?
– Один.
– Значит, некому подтвердить, что ты всю ночь провел в доме Горожанова?
– Там сигнализация сработала, наряд прибыл, меня в Южный РОВД забрали, а потом в наш отвезли, я там до утра у себя в кабинете был…
– Значит, алиби у тебя есть.
– А ты уже следствие ведешь?
– Работа у меня такая… Не смотри на меня так бешено, Петрович. И в сторонку отойди, а то еще набросишься ненароком…
Олег вплотную приблизился к трупу, без всякой брезгливости осмотрел его, даже носом возле приоткрытого рта поводил, как будто по запаху мог определить причину и время смерти. Ощупал странгуляционную борозду на шее.
– И где удавка? – спросил он, с язвительной насмешкой глянув на меня.
– У меня под диваном. Там же и чистосердечное признание в двух экземплярах, только подпись осталось поставить, – мрачно пошутил я.
– Почему в двух? Достаточно и в одном… У тебя водка есть?
– Зачем? – не понял я.
– Да что-то горло сдавило, – сказал он, нервным движением пальцев ослабив резинку галстука. – Как будто самого душили…
Водка у меня нашлась. Я налил и себе, и ему. Свою стопку Олег осушил одним махом. И еще сильней ослабил галстук.
– Да, ситуация, – провел он рукой по взмокшему лбу.
И снова, более тщательно осмотрел труп.
– Лупа у тебя есть? – не разгибаясь, спросил он.
– Найдется.
Вместо увеличительного стекла я мог бы подать ему кухонный топорик, обухом по голове. Но пока что Олег не спешил обнародовать гибельный для меня факт. Да и не тот я человек, чтобы бить в спину.
– Да тут у нас порезики небольшие, – с помощью лупы обнаружил он. – И, похоже, сделаны после смерти… Я так думаю, одежду с нее срезали…
Я лишь горько усмехнулся, слушая его. И порезы он увидел, и выводы сделал – наверняка правильные. Потому как знал, что с несчастной Свирцевой сотворили.
– А зачем срезали? – у самого себя спросил Семиряднов. – Потому что труп уже окоченел, руки, ноги не гнутся, одежду снять трудно. А труп раздеть надо было. Опять же – зачем?
– Чтобы в постель мне подложить.
– Вот именно. Только зачем им было это делать? Могли бы просто труп бросить…
– Кому им? – язвительно хмыкнул я.
– Ну кто-то ж хотел тебя подставить… Или все-таки твоя работа?
– Убил девушку, чтобы одежду ее на лоскуты порезать и продать. А то жить, понимаешь, не на что…
– Ехидство нам строить и жить помогает, да? – насмешливо посмотрел на меня Олег. – А если серьезно, то дело дрянь. Труп в твоей постели… Когда ты вчера из дома вышел?
– Вечером, в начале десятого.
– И труп в это примерно время образовался… Экспертиза точное время установит. А нужна ли она, эта экспертиза?
– В смысле?
– В смысле посадят тебя, как пить дать. А, как говорили римляне, лучше оправдать сто виновных, чем осудить одного невиновного. Тем более, я хорошо тебя знаю… Так давай, колись, за что Свирцеву могли убить?