Пока с мотором было все в порядке, а в бензобаке имелось топливо, за кипяток я мог не беспокоиться. Был у меня старенький чайничек на четверть литра, работавший от прикуривателя.
Чайник закипел с характерным шумом. Я отключил электричество, но шум только усилился. Глянув на залитое водой окно, я понял, что произошло. Все-таки опрокинули небеса дождь на мою голову, к счастью, защищенную крышей автомобиля.
А ливень все усиливался. Сосны, осины и березы перестали качаться на ветру, посмеиваясь надо мной; теперь они беспомощно жались друг к другу, зная, что это не спасет их от дождя. Дорога на моих глазах превращалась в реку из бурлящей грязи, в которую вливались такие же мутные ручейки со склона… Со склона, где лежал мой любимый ковер!
Я взялся за ручку двери, чтобы вынести тело из машины, но вовремя одумался. Ковер все равно уже промок до нитки, а на земле он лежит тяжело и плотно – никакой водой не снесет его в грязь на дороге. Хотя кто его знает…
Дождь кулаками барабанил по крыше, и этот звук убивал во мне ощущение какого бы то ни было уюта. Даже горячий чай не мог согреть и успокоить мою душу.
Когда человек нервничает, он много жует. И я стал не исключением. Банка тушенки ушла на ура под хлеб и вторую кружку чая. Голода я уже не чувствовал, но моя рука потянулась к банке с кашей. К сухому пайку такого примерно толка я привык на учениях, когда служил в армии. Холодную гречневую кашу можно было есть прямо из банки, но тогда не почувствуешь вкуса, да и червячка заморишь едва ли. Но совсем другое дело, если высыпать ее в солдатский котелок, залить кипятком и размешать на огне… Котелок у меня был обыкновенный, туристский. И кипяток можно было сообразить. А огонь я бы развел, как мне казалось, с огромным удовольствием, если бы закончился дождь. Но ливень продолжал рвать мои нервы, и, вскрыв банку, я всухомятку выгрыз ее содержимое. Потянулся было за добавкой, но сам же себя и одернул. Магазина здесь поблизости нет, и пополнить припасы негде. Тайга, конечно, богата дичью, но за деньги она ничего не отдаст. Охотником я был в общем-то неплохим, но у меня не было ружья. А «ТТ» для полноценной охоты не годился…
Впрочем, сейчас я бы не смог настрелять уток даже из скорострельной «Шилки». Река рядом, вниз по склону за невысокой стеной ивняка, который из-за дождя сменил цвет со светло-зеленого на темно-серый. Но как охотиться в такую погоду? Не говоря уже о том, как добыть и подать к столу подстреленную дичь… Дождь лил, как из душа Шарко, и отнюдь не целебно продолжал массировать мое терпение. Нервировала меня и мысль о том, что рядом находилась река. Как бы грязевой поток на дороге не превратился в мощную селевую лавину и не смыл меня вместе с машиной, которая, увы, для форсирования водных преград совершенно непригодна.
Дождь не слабел, а небо становилось все темнее, и мне хотелось надеяться, что виной тому, помимо всего, был и наступающий вечер.
За окнами уже стемнело, когда мои опасения начали сбываться. Дорога превратилась в настоящую грязевую реку, и желтоватая от глины вода стала просачиваться в машину через дверные порожки. Если так пойдет дальше, то вскоре заглохнет мотор, затем вода поднимет неподвижный кузов – сначала развернет его посреди дороги, а затем стащит в реку. И никакой ивняк не спасет меня от катастрофы. Быть мне тогда капитаном подводной лодки…
Вода продолжала поступать в салон, медленно, но упрямо поднималась над уровнем пола. Я разложил сиденья, забрался на них с ногами. Готовясь к срочной эвакуации, упаковал в рюкзак все разбросанные по салону вещи.
Тьма вокруг машины сгустилась до угольной черноты, а потом вдруг распалась под вспышкой молнии, когтистой лапой прочертившей небо сверху донизу.
Скоро я заметил: чем сильней грохочет гроза, тем слабей льет дождь. А потом все и вовсе стихло. Вода перестала заливать машину, и я уже решил, что все худшее позади, когда ливень ударил с еще большим ожесточением. Вода наполнила салон до уровня порожков, но на этом не остановилась. В какой-то момент я почувствовал, что машину приподняло над землей и повело в сторону. Но мотор еще работал, и я решил превратить свою машину в амфибию. Два колеса заднего ведущего моста будут крутиться в воде и в какой-то мере обеспечат эффект вращающегося винта. Тогда я, возможно, сяду на мель, то есть выеду на относительно сухую поверхность повыше от дороги.
Но мои надежды не оправдались. Я повернул руль влево. Это, по логике управления судном, должно было увести машину вправо, но ее потянуло вниз по склону, и в какой-то момент я решил, что нас уносит в реку. На случай бегства у меня все уже было готово. Заглушив двигатель, я взял рюкзак и выскочил из машины в шумно струящуюся тьму. И в это самое время мотор заглох.
По пояс в воде я кое-как форсировал ставшую рекой дорогу и выбрался на хлюпающую под ногами траву. Машина потерялась во мгле, зато я смог разглядеть чернеющий в темноте прямоугольник. Это был мой промокший насквозь ковер. Я сел на него, и он радостно чавкнул, приветствуя меня.
С машиной я прощаться не стал. Завтра или послезавтра – в общем, после того как закончится дождь, я спущусь к реке и, может быть, в камышовых зарослях отыщу выглядывающую из воды крышу моей героической «Тойоты». Возможно, я даже позволю себе такую роскошь, как выстрелить вверх из пистолета, чтобы воздать ей прощальные почести. Но до этого дня еще нужно было дожить. Дождь продолжал свою беснующуюся пляску, заливая меня водой и холодом.
Какое-то время плащ держал влагу, но в конце концов потек и он. Я промок и продрог до самых костей, проклиная своих врагов, которые достали меня и здесь, в этой заповедной таежной глуши. Если дождь – проклятье, охраняющее их золотые копи, то, значит, цель моя где-то рядом. В это сейчас я еще мог поверить, но меня душили сомнения в том, что я смогу добраться до Пальмира, который в эту ночь казался мне фигурой мистической и мифической одновременно.
Дождь лил всю ночь, а к утру только усилился. Но в предрассветных сумерках, за ливневой завесой я различил вдруг силуэты своей железной старушки. Моя машина стояла в стороне от залитой водой дороги, на совершенно сухом месте. Трясущейся рукой я нащупал в кармане ключи от нее, которые с отчаяния чуть не выбросил в холодную хлябь. Забыв о больных ногах, подхватив с земли тяжеленный и чмокающий водой рюкзак, с восторгом сбежавшего из тюрьмы узника я бросился к своей родной и такой милой сердцу «японке».
Забравшись в машину, я первым делом сунул ключ в замок зажигания, с замиранием провернул его. Стартер тихонько хрюкнул и запустил двигатель. Никогда я еще с таким упоением не слушал шум работающего мотора.
Двигатель прогрелся, и в салон стал поступать теплый воздух. Даже в бане я не испытывал столь ярко выраженного термального удовольствия. Я разделся догола, наслаждаясь жаром автомобильной печки. На водительское кресло лег, а на спинке пассажирского развесил одежду, на заднем сиденье разложил содержимое своего рюкзака…
Я вскипятил чай, позавтракал сухой кашей и, разомлев от удовольствия, провалился в сон.
Разбудил меня шум тракторного мотора. Я даже видел, как бульдозер важно проплывает мимо, волнами разгоняя грязную жижу. Сейчас он остановится и возьмет мою машину на буксир, и тогда мы будем вместе месить дорожную грязь. А если не остановится?