Парень явно струхнул и сделал вид, будто перестал видеть Алика. Как будто тот взял и внезапно растворился в воздухе.
Дверь ему открыла молодая женщина, лишь отдаленно похожая на Катьку. Чуточку постарше, немного красивей и совершенно без лишнего веса. Впрочем, восторг она не вызывала. Во-первых, он был пресыщен своей быстроходной любовью, а во-вторых, это, скорее всего, была старшая Катькина сестра.
– Катерина свет Аркадьевна дома? – опершись рукой о дверной косяк, развязно спросил Алик.
– Нет, – в замешательстве мотнула головой женщина. – Но ты проходи.
Она нерешительно отошла в сторону. Лоб ее прорезала неприязненная морщинка.
– А если я вор и грабитель? – переступив порог, насмешливо спросил он.
– Ты убийца... Не знаю, может, ты заодно и вором стал, – ошарашила его женщина.
– Татьяна Аркадьевна? – Алик пальцем приподнял свою бровь, как будто это была кепка на голове, так он поприветствовал свою родственницу.
– Алексей Петрович? – тем же тоном спросила она.
– Так меня только менты на допросах называют. Ты что, в ментовке работаешь?
– Нет, я художник.
Она смотрела на него с явным женским интересом. Где-то в глубине ее глаз он разглядел пару-тройку восклицательных знаков. Дескать, у Катьки губа не дура. Типа, красавчика урвала. Но на поверхности бесовского омута густо колыхалась ряска неприязни. Алик в ее глазах был уголовником, и наверняка она считала, что он как минимум сломал Катьке жизнь. Как будто он силком тянул ее под венец.
– А я думаю, как же ты меня узнала? А ты меня срисовала! Наверное, у Катьки мое фото на тумбочке стоит.
– И стоит.
– А у меня не стоит, такое вот безобразие... Где Катька?
– Катя на работе.
– А-а, ну да...
Алик заглянул Татьяне в глаза и саркастически усмехнулся:
– Что, не нравлюсь?
– Нет.
– Ну, хоть честно, и то хорошо... Значит, картину с меня рисовать не будешь?
Он прошел в огромный зал, плюхнулся на белый кожаный диван, раскидал руки по спинке, глянул на подвесной потолок, усыпанный вдавленными в него лампочками... Да, Катька не врала, квартира у нее супер – Анжела о такой хате пока только мечтает.
– С какой это стати?
– Ну, я могу натурщиком работать.
Алик поднялся так резко, что Татьяна нервно шарахнулась в сторону. Быстро скинул куртку, стянул футболку, обнажив мускулистый торс. Майку забросил на плечо, руки чуть развел в стороны, ладонями обратив их к женщине – дескать, могу распахнуть объятия и пошире, если, конечно, есть желание.
– Ну что, берешь меня натурщиком?
– Э-э, я не знаю, – замялась Татьяна.
Она пыталась, но не могла отвести от него глаз. Как бы она ни относилась к нему на ментальном уровне, но на физическом – точно хотела. От поражения ее спасало только нежелание Алика доводить дело до крайности. Сколько ж можно? С утра – Анжела, вечером – Немчурова. Что, еще и эту на ночь глядя?..
– Что ты не знаешь? – шагнув к ней, спросил он.
Она тоже отступила, но скорее из приличия, нежели от неприязни. Потому что шажок у нее был маленьким.
– Не знаю?! Нет, я хотела сказать, что знаю. Знаю, что в натурщиках я не нуждаюсь.
– А почему?
Он быстро надел футболку и еще ближе подступил к Татьяне. Повел рукой, будто хотел обнять ее за плечи, но лишь легонько коснулся ее спины чуть выше пояса. Она дернулась, будто по ней пропустили электрический ток, и застыла в томительном ожидании. Но Алик решил не распускать руки.
– Почему?! Я художник-дизайнер и с натурщиками не работаю.
– Ну, мое дело предложить, а твое – отказаться.
Он снова погрузился в мягкую и бездушную плоть дивана, забросил ногу на ногу.
– Ты замужем? – как бы невзначай спросил он.
– Это не важно, – поджав губы, мотнула она головой. И, обличительно глянув на него, бросила ему в лицо: – Достаточно того, что Катя за-мужем!
– Значит, ты без мужика, – ухмыльнулся Алик.
– Я же сказала, не важно!
– Что, Катьке завидуешь?
– Кто?! Я?! Лучше вообще всю жизнь в девках просидеть, чем иметь мужа-уголовника!
– Дура ты. Потому всю жизнь в девках и просидишь. А Катька – умная. Знала, за кого замуж выходить. Муж в тюрьме, а она по мужикам – как та жаба по кочкам. Плюх-квак! Плюх-квак! И блядь, и замужем! Красота!
– Что ты такое говоришь? – возмущенно вытянулась в лице Татьяна.
– Что было, то и говорю. Она и сейчас, наверное, с кем-нибудь квакается.
– Да она тебя ждала! Она за тобой поехала, а ты с какой-то бабой от нее удрал! Она тут места себе не находила, а ты где-то шлялся, кобель!
Алик порывисто поднялся с дивана, смягчив движение, приблизился к женщине, носом провел по шее рядом с ее ухом.
– Давай еще про кобеля! Чем больше ты заводишься, тем больше я возбуждаюсь...
– Какой ты мерзкий! – картинно возмутилась она.
Но даже и на шаг не отошла от него.
– Круто! Давай еще!
– Ты Катьке жизнь испортил! Неужели ты этого не понимаешь?! Она могла бы замуж за хорошего человека выйти!
– А чего же не вышла? – Он снова провел носом рядом с ее ухом, на этот раз слегка коснувшись мочки. – Пока я сидел, развестись со мной было проще пареной репы. А не развелась...
– Любит она тебя, дурака!
– А я этого не достоин?
– Нет!
– Глупо, конечно. Нам совсем не обязательно было жениться. Мы бы могли просто жахаться. Перепихнулись и разбежались. Потом снова сошлись, перепихнулись...
– Да как ты можешь? – Ее голос звенел от возмущения.
А шея напряглась – как будто в ожидании по-целуя.
– Как я могу? Да это все могут!.. Или ты это никогда не пробовала? Хочешь, покажу?
Он коснулся губами ее шеи, слегка солоноватой, но вполне приятной на вкус. Естественный запах волос был сдобрен ароматом хорошего парфюма – Алику такое сочетание понравилось. И он готов был к подвигу во имя самого себя.
– Не надо! – прошептала она.
Ей стоило усилий шагнуть вперед. Но Алик легко удержал ее, взявшись рукой за смягченную временем упругость довольно-таки пышного на вид бюста.
– Ты не имеешь права, – обессиленно мотнула она головой, когда он уложил ее животом на кресло.
– Зачем мне иметь какое-то право, если я могу иметь тебя?
Он долго ласкал ее шею, грудь и, когда она совсем сдалась ему на милость, сорвал с нее халат, избавил от белья. Она ждала, когда он заполнит ее глубины, давно уже не ведавшие мужского участия, исстрадавшиеся по грубой физической встряске. Но Алик нарочно терзал ее ожиданием – как будто мстил за обидные слова в свой адрес.