– В заложники кого-нибудь взяли?
– Слава богу, нет… Но они в любой момент могут сломать ворота… Придется открывать огонь на поражение. А ты должен понимать, Космачев, что это не в наших с тобой интересах…
– Приятно иметь дело с умным человеком… Вы хотите, чтобы я помог вам навести порядок?
– Скорее всего да.
– А как же господин Грибков? Ему что, в падлу вам помогать?
– А-а, – как от какой-то гадости отмахнулся полковник. – Он уже ничего не может.
– Чего так?
– Врать не буду, но, возможно, его уже нет в живых. Стал жертвой обезумевшей толпы.
– Я бы сказал, что он стал жертвой собственного беспредела.
– Может быть, – не стал спорить полковник.
– Насколько мне известно, у него были покровители.
Полыханов совсем сошел с лица.
– Нельзя делать ставку на беспредел, гражданин начальник. Беспредел – это гнойный нарыв. Настал момент, и он лопнул…
– А может, появился скальпель, которым вскрыли гнойник? – пряча глаза, пробормотал полковник.
– Я не скальпель, я – хирург…
– Гнойник вскрыт. Гной вышел. Не пора ли зашивать рану?
– В ране могут остаться болезнетворные микробы. Может быть рецидив…
– Микробы – это я? – еще больше поник мент.
– И начальник оперчасти, – безжалостно отсек Родион.
– Я вас понял, – перешел на «вы» Полыханов. – Вы хотите избавиться от нас…
– Если честно, да… Но я не хочу усугублять положение. И готов идти на компромисс.
– Я вас слушаю, – воспрял духом полковник.
– Нет, это я вас слушаю, – криво усмехнулся Родион. – Не я к вам пришел, а вы ко мне. Говорите, будем решать.
– Вы можете остановить толпу?
– Могу!
В самые короткие сроки Родион сумел поставить под себя воровскую шпану, дал им установку баламутить народ. Игореха с бойцами тоже поддавали жару. Резиновые шлюхи плюс бестолковость администрации спровоцировали конфликт. Блатари ведут за собой толпу. И если они не слетят с катушек, если авторитет законного вора для них не пустой звук, Родион сможет остановить процесс. А он может рассчитывать на признание – благодаря тому же Полыханову и Калугину. Они гноили его в казематах ШИЗО, они натравливали на него Грибка. Родион не сломался под прессовкой, тем самым резко поднял свой авторитет. Да, он может уверенно утверждать, что сможет утихомирить толпу.
– Вы сами понимаете, что не в наших с вами интересах выносить сор из избы, – взволнованно взывал к нему Полыханов. – Вас могут наказать как зачинщика бунта. Меня…
Буду с вами откровенен, меня могут снять с должности…
– А вы думаете, я не в курсе ваших проблем? – хищно усмехнулся Родион. – Что вы предлагаете?
– Вы успокаиваете бунтовщиков, пока они не наломали дров. А я обязуюсь не докладывать об инциденте наверх…
– И принимаете мои условия.
– Какие условия?
– Очень простые. Создать человеческие условия работы – это раз. Закрыть все левые наряды, перечислить деньги на лицевые счета заключенных – это два. Отоварка в ларьках должна быть по высшему разряду, и через пищеблок на столы должна поступать приличная пайка. Все деньги, которые жертвуют состоятельные заключенные, должны поступать в общак… Я, конечно, понимаю, что эти условия перекрывают вам кингстоны. Вы не сможете построить очередной дом для себя. Но, увы, ничего поделать не могу. Я защищаю интересы заключенных. А на ваши проблемы, извините, мне наплевать. Ничего, что я так грубо?
Ответить Полыханов не успел. Со стороны коридора послышался нарастающий гул. Топот ног, скрип дверей, возмущенные голоса, ругань.
Полковник побледнел:
– Они уже здесь…
– Еще не все потеряно, – насмешливо посмотрел на него Родион. И уточнил:
– Для вас…
Дверь с шумом распахнулась.
– Братва, Полыханов здесь, мать его! – возбужденно заорал юный хлопчик.
Или пена у него на губах. Или еще молоко не обсохло. Зато в руке металлический прут. И в глазах слепая ярость. Еще немного, и ринется на мента, разнесет на части его черепушку.
– И Космач тоже здесь, – сказал Родион.
Как будто ток электрический через пацана пустили. Сначала передернулся, как в лихорадке, а потом обмяк.
– Космач?! – удивленно протянул он и совсем успокоился.
– Где Космач?
В палату хлынули люди. Но все они останавливались перед Родионом. Вперед выступил Игореха, за ним появились его бойцы – они спинами оттеснили толпу назад.
– Все путем, Сергеич! – Игореха был вне себя от дикого восторга.
Ему явно нравилась роль, которую он на себя взвалил.
Еще совсем недавно он был никем – первоход и просто крепкий парень. А сейчас он чуть ли не правая рука вора в законе. А вся его заслуга, что он первым безоговорочно поддержал Родиона в трудную минуту. Не всякий на такое способен. И сейчас он на коне. С подачи Родиона в одной упряжке с воровской братвой сумел разморозить зону. Это крупные очки в его актив. Если не скурвится пацан, авторитетом станет.
– Если все путем, Игореха, будем заканчивать бардак. Погуляли, и хватит…
– Хватит?! – послышался недовольный выкрик из толпы. – Да мы еще не начинали.
Родион нахмурился, на лицо легла грозовая туча.
– Кто там такой умный? – тихо, но с громовыми раскатами в голосе спросил он.
В ответ он услышал тишину. Толпа замерла, прислушиваясь к нему. Даже на смутьяна цыкать никто не стал.
– Кто там под ментовский спецназ лечь захотел? – продолжал вопрошать Родион. – Кому крови захотелось?… Короче, братва, с бардаком надо кончать. Своего мы добились.
Полковник Полыханов принял все наши условия. Будем жить, как должны жить… Все, расходимся по домам. Вместе с телками. Кстати, через час будет дискотека. Дамы приглашают кавалеров… За музыкой не заржавеет. За дамами тоже…
В толпе засмеялись. Резиновые женщины спровоцировали бунт. Они же и разрядили обстановку. Толпа уже не хотела рвать и метать. Зэкам не терпелось поскорее остаться наедине со своими подругами.
– Насчет дискача – хохма? – спросил кто-то.
– Хохма, – улыбаясь, кивнул Родион. – Хотя, если есть желающие…
– Желающих нет, – засмеялся Игореха. – Есть только озабоченные…
– Тогда расходимся, господа озабоченные. До дому идем, до хаты. А мы с полковником Полыхановым будем решать, как нам жить дальше. Чтобы хорошо всем жилось…
Процесс пошел в обратную сторону. Бунтовщики рассосались по общежитиям. Репрессий со стороны Полыханова не последовало. Да ему было не до этого. Нужно было брать в оборот своих ментов, чтобы о бунте не прознали в Москве.