— Ну, три дня назад… Э-э, второго июля…
Парень говорил правду, но почему-то слова вязнут в голосовых связках.
— И откуда ты знаешь, что второго июля? Откуда ты знаешь, что женщина в травме?.. И машину ты в угон не подавал. И нашли ее возле твоего дома… Хватит отпираться, Балабакин!
Сеня горестно вздохнул, с вороватым кокетством потупил глазки.
— Кто угнал у тебя машину? — жестко и бескомпромиссно спросил Комов.
— Никто, — четко сказал парень.
— Кто сбил женщину?
— Я.
— И как это произошло?
— Как произошло? Просто и быстро. Ехал домой к родителям, из Москвы, очень спешил, на перекрестке светофор, загорелся желтый, думал, проскочу, а не получилось. Ей бы постоять чуть-чуть, а она поперлась. Голова опущена, взгляд по зебре тащится, ну ей-бо, как та корова!.. Извините, товарищ… не знаю, как вас по званию…
— Гражданин начальник, — с хмурым видом подсказал Федот.
Балабакин признал свою вину — будет составлен протокол допроса, затем представление на возбуждение уголовного дела, чуть позже следователь предъявит обвинение. И все это время парень проведет в изоляторе временного содержания…
— Гражданин начальник?! Я что, уже арестован? — сконфузился Сеня.
— Почти, — не стал разубеждать его Комов.
— Но так нельзя. Ведь я не виноват, я ехал на желтый свет! Ну, не проскочил! Ну, не повезло!..
— Повезло. Еще как повезло — прямо на гражданку Вихареву… Это уголовная ответственность, Балабакин. Это три-четыре года лишения свободы… По зебре, говоришь, взгляд тащился…
— Да, по зебре, по пешеходной. Метафора, иносказание. Ваша теща под ноги не смотрела…
— Зачем ей под ноги смотреть? Она в сторону смотрела, откуда машина твоя появилась. Не успела она в сторону отскочить, извини…
— Да ладно! — безалаберно махнул рукой Балабакин.
— Что? — охлаждающе глянул на него Комов.
— Э-э, понимаю, это я должен извиняться…
— Поздно извиняться.
— Э-э, товарищ… гражданин начальник… Ну, может, как-то вопрос этот решим. С деньгами у меня сейчас туговато, проект не пошел, долгов много, кредиторы донимают, все такое прочее… — снова затараторил Балабакин.
— Мне до твоих денег дела нет, — внушительно сказал Комов. — И если думаешь про взятку, забудь. Не стоит усугублять вину…
— А что можно сделать? — умоляюще смотрел на него Сеня.
— Ничего. Будешь отвечать по всей строгости закона…
Не нравился Федоту этот парень, очень не нравился. Надо бы с ним еще поработать… Он вызвал конвой и отправил его в камеру.
* * *
Уголовника в каталажке не было. Сеня спросил, где он.
— Увели, — ответил рэпер.
Звали его Миша. Неплохой парень, если разобраться, только слишком крученый.
— Оцилопы на пинках увели.
— Кто?
— Ну ты нибумбук! — удивленно посмотрел на Сеню очкарик. — Оцилопы — это ж сцуки палиццаи!
— Да ты не висни, не надо. Оцилопы — это менты… — пояснил Миша. — Не вписался пацан в поворот…
— Я тоже не вписался, — уныло кивнул Балабакин.
— Чего?
— Да так… Слушай, а ты реально рэп слушаешь?
— Рэп не слушают, рэп читают… Ямбы не в почете, хип-хоп на взлете, я реальный пацан, качу телегу, по кругу, йо!.. Ну, телега — это речитатив, по ходу…
— Нибацца! Уппей себя абстену! — подленько хихикнул очкарик.
— Закрой варежку, очкур! — огрызнулся рэпер.
— Да не забивайся ты на него, — одернул его Сеня. — Поверь, он того не стоит… Ты мне скажи, у тебя бабосы есть?
— Бабосы схавали барбосы! Я на мели, чувак… А что такое? — в ожидании подвоха, но заинтригованно спросил Миша.
— Да вариант один есть. Ты телеги катишь, а я музыку пишу.
— Не понял.
— Композитор я.
— Да ты че! В реале?
— А я похож на клоуна, чтобы шутить?.. Мои песни на «Европе» крутятся…
— Да ну! Какие?
— Да такие…
Балабакин напел пару композиций, от чего Миша благоговейно захмелел.
— Рулез! А не гонишь?
Сеня не врал. Он действительно сочинял музыку и тексты к ней. Четыреста восемьдесят восемь композиций. Правда, востребованными из них оказалось только семнадцать, четыре из которых смело можно было назвать хитами. Больших денег на них не заработал, но «респект» и «уважуху» приобрел. Со временем у него появились богатые заказчики, но вдохновение вдруг ухнуло в яму творческой пустоты. Песни он кропал десятками, но ни одна из них не была озвучена. Словом, полный отстой… Но совсем недавно Сеню окрылило, и он создал настоящий шлягер, обреченный, по его мнению, обретаться на верхних строчках российских чартов. Муза пришла к нему в момент наивысшего отчаяния, когда, казалось, мир обрушился в тартарары. Может, потому ее поцелуй был таким горячим и проникновенным…
— Да нет, брат… Я не вру. Правда это… Можешь не сомневаться…
Сеня давно уже заметил за собой одну странность. Он не волновался, когда говорил правду, но мог при этом говорить сбивчиво, даже косноязычно. А когда он врал, душа наполнялась смутой, но слова из груди выскакивали бойко, одно за другим, и язык чеканил звуки на редкость внятно, идиомы и метафоры вкручивались в текст без мозговых усилий.
— Ну, может, и не вправляешь. Но это же попса, — заметил Миша.
— Без попсовых прошивок твой рэп — труха.
— Ну да, телегу смазывать надо… Может, намурлыкаешь, я послушаю.
— Послушаешь. И запомнишь. А рулада мировая, отвечаю. Абсолютный хит.
— Да ладно, хит… И сколько ты просишь?
— Много. Пятьдесят тысяч евро.
Миша потрясенно посмотрел на очкарика.
— У тебя йаду нету?
— Есть. Пятьдесят тысяч за каплю.
— Стебаетесь?
— Он — да, я — нет, — лаконично сказал Сеня.
— Откуда столько бабосов?
Балабакин пожал плечами. Его дело предложить…
— Не, я такую мазу…
Рэпер не договорил. К решетке подошел прапорщик из дежурной части.
— Балабакин!
И снова Сеню повели на второй этаж, в отдел уголовного розыска. Все тот же кабинет начальника, но в этот раз его занимал другой офицер, такой же внушительно-могучий, как первый, но не в штатском, а в форме; ухоженный, начищенный, наглаженный, с большими звездами на погонах.
— Ну, и чего робеешь, парень? — усмехнулся он, рукой показал на стул за приставным столом.