— С кем ты в этот раз подрался? С девчонкой малолетней?
— С малолетней? Да это ж Эльвира, из «Звездного дома». Ей уже девятнадцать, как и мне…
— А полез к ней зачем? — удивленно спросил старший лейтенант. — Чем она тебе не угодила?
— Да она сама!.. — возмущенно протянул Тимоша.
— Что сама?
Он решил, что не стоит рассказывать о сетевом хулиганстве собственного исполнения. Вряд ли Кипелов похвалит его или попросит обгадить еще кого-нибудь из эстрадных звезд.
— Сама ударила… Я к ней подошел, чтобы автограф у нее взять, а она как даст мне!
Тимоша провел рукой по растекшейся уже шишке под правым глазом.
— Козаков, между прочим, видел, как она меня била. Он за ней не погнался, он меня к вам привел…
— Но в прошлый раз ты первый ударил мальчишку. Сам же и схлопотал…
— Да не трогал я ее, честное слово…
— Заявление будешь писать? На нее, на Эльвиру, заявление…
— Э-э, да надо бы… — замялся Тимоша.
Он осознавал свою вину перед девушкой, но еще более ясно понимал, что за Эльвиру могут вступиться сильные мира сего. Девушка она красивая, знаменитая, может, у нее родители богатые или жених круче некуда. Что, если подъедут к нему брутальные парни в черных костюмах, проломят ему череп и через дырку в нем вежливо попросят его забрать заявление.
— Да связываться неохота…
— Даже не знаю, что с тобой делать. Отпустить? А где гарантия, что снова в историю не влипнешь…
Кипелова из раздумья вывел его коллега. В кабинет стремительно вошел человек в милицейской форме и с погонами капитана; он поздоровался с дознавателем и положил ему на стол лист бумаги с текстом и фотографию.
— Володя, ксерокопии сделай, для розыска, только побыстрей, — распорядился он, кивком головы показав на копировальный аппарат в углу кабинета.
Тимоша сидел так, что смог разглядеть девушку, изображенную на фотографии. Знакомое лицо.
— А она что, в розыске? — спросил он.
— Кто она? — внимательно посмотрел на него капитан.
— Ну эта, на фото…
— А ты ее знаешь?
— Нет. Но видел…
— Когда видел?
— Ну, позавчера…
— Где? — продолжал наседать капитан.
— Ну, я в баре был, приятель подошел, пивка выпить, а потом она появилась. Они поцеловались и ушли…
— Поцеловались?
— Да.
— И ушли вместе?
— Да, я видел, они в машину садились…
— Машина какая?
— Марку не разглядел.
— Цвет?
— Темно-синий.
— И это было вчера?
— Нет, позавчера.
— Это интересно… Володь, что это за фрукт? — кивнув на Тимошу, спросил капитан.
— Да так, гроза малышей и девчонок. Я его отпускать собирался…
— Тогда я его с собой заберу.
Капитан повел Тимошу в свой кабинет, но по пути встретил своего начальника, рослого кряжистого мужчину средних лет с глубоким и цепким взглядом. Он был в штатском, но светло-серый пиджак не скрывал его темную ментовскую сущность; во всяком случае, Тимоша сразу распознал в нем милицейского начальника.
— Товарищ майор, я тут свидетеля нашел, — с упором на последнюю букву алфавита сказал капитан. — Он видел Вершинину, позавчера, со своим другом…
— Фамилия друга? — зычным голосом резко спросил у Тимоши майор.
— Не знаю… То есть сержант его называл по фамилии, когда из камеры выводил. Да и не друг он мне, так, приятель… Вспомнил, Балабакин его фамилия…
— Пошли!
Майор провел его в свой кабинет, приставил к нему стул, хлопнул его по плечу — вроде бы не сильно, а ноги прогнулись в коленях. Тимоша сел, растерянно моргая глазами.
— Балабакин, говоришь, его фамилия? В камере с ним познакомился?
— Да, здесь, в вашем отделе, в «обезьяннике», я там четыре часа провел, пока выпустили…
— Разберемся. Значит, позавчера его видел?
— Да. В баре.
— Ну что ж, соберись, парень, с мыслями и рассказывай…
Майор заставил Тимошу описать недавнюю сцену в баре — со своего ракурса и во всех подробностях.
Жидкокристаллический телевизор, серебристый корпус, черная окантовка, экран дюймов под пятьдесят… Семь месяцев Юрий Косыгин откладывал деньги с зарплаты на такую технику, потому что он честный человек, старший лейтенант, оперуполномоченный уголовного розыска. Нечестные же люди поступали по-другому, и прямо на глазах у Юры. Высотный дом, первый этаж, срезанная решетка прислонена к стене, окно нараспашку, один индивид подает телевизор из квартиры, другой его принимает, несет к «бычку» с открытым фургоном.
И тот и другой — амбалы, и не только потому, что грузчики. Рослые, плечистые, рукастые. Оба в рабочих комбинезонах, в одинаковых кепках с длинными козырьками, ни дать ни взять стивидоры из солидной фирмы. Но что-то не понравилось Юрию в облике здоровяка с телевизором. Лицо невозмутимое, но взгляд беспокойный, вороватый. Расплывчатые черты носа, смазанные контуры надбровий — такой дефект можно наблюдать у юношей в переходном возрасте и у зэков, восемнадцать лет которым стукнуло в колонии для несовершеннолетних. У нормальных людей подростковый изъян проходит без следа, а у закоренелых уголовников печать подросткового возраста остается, видимо, из-за особых условий в неволе. Остается и грубеет вместе с ними… Может, Юрий и ошибался в своих суждениях, но бывших зэков он чувствовал за версту…
Он дождался, когда грузчик установит телевизор на диван, подошел к нему и вежливо попросил предъявить документы и путевой лист.
Амбал смерил его пренебрежительным взглядом. Но вот что-то изменилось в его глазах, всколыхнулась гладь тихого омута. Юрий был ниже его чуть ли не на голову, обхват плеч раза в два меньше — выглядел он не очень грозно, мягко говоря. К тому же он был в штатском… Но у амбала тоже был свой, профессиональный нюх, он распознал в нем сотрудника милиции, своего врага.
— Ты это, шел бы ты отсюда, мусорок! — оглянувшись, угрожающе надвинулся на Юрия здоровяк.
Три часа пополудни, тротуар вдоль пожарно-объездной дороги с тыльной стороны высотного дома, боком припаркованные к бордюру легковушки. Время рабочее, место безлюдное, а наглости амбалу не занимать.
Юрий был, что называется, упакован — пистолет в оперативке под полой светло-кремовой джинсовки, под той же курткой скрыта пара наручников на поясе. Он оперативник, он при исполнении в любое время дня и ночи. А то, что ростом он не вышел и объемом, так это есть чем компенсировать…