– Конечно, нет, – усмехнулся Степан. – Это мне березки нашептали…
– Неплохая идея, – осклабился Миша. Степан достал из куртки бумажник, раскрыл его, вытянул из него пятисотенную купюру.
– Возьми, купишь себе березового сока…
– Сок – это хорошо, – кивнул Миша. И почему-то помрачнел. – Лишь бы березовой кашки не отведать…
Березовая каша – это порка. Только Баланде быть битым не грозит. Если братва узнает, что Миша стучит ментам, его просто поставят на нож. И будет большим везением, если он умрет легко и быстро.
Только напрасно он переживает. Степан своих агентов не сдает ни при каких обстоятельствах.
– Глухо, как в танке, – невесело изрек Рома.
– Кстати, Двупалый в танковых войсках служил, – сказал Эдик.
– Очень ценная информация, – фыркнул Федот. – Калибр танкового орудия не установили?
– Надо будет, установим…, А пока они установили круглосуточное наблюдение за самим Двупалым. Этот прохиндей весь день провел в окружной прокуратуре. Облил грязью битовскую милицию, заверил всех в своей невиновности. Его бы в каталажку, так нет, его отпустили с миром. Вечером Степану звонил лично Грудник. И сугубо официальным тоном посоветовал оградить гражданина Двупалого от незаконного вторжения в его жизнь. И все мероприятия, направленные на выявление его участия в убийстве гражданки Цыпиной, проводить с санкции окружного прокурора. Короче говоря, Грудник не исключает Двупалого из числа подозреваемых. Но работать с ним велит с соблюдением всех атрибутов законности. А это значит, что нельзя так просто вломиться к нему в квартиру, взять за шкирку, водворить в изолятор временного содержания, а там пропустить через ту же пресс-хату. Степан и сам не был ярым сторонником таких методов дознания. Но в случае с Двупалым так бы и поступил.
Живо бы из него чистосердечное признание выбил. Выбил, если бы не Грудник со своими высочайшими указаниями…
Федот с ребятами весь день работали по Двупалому. Только ничего не наработали. Ни единой зацепки не нашли, по которой можно было бы выйти на его подельщиков. Нет у Двупалого в Битово таких знакомых, которые отважились бы пойти на мокрое дело. Разве что могли найтись в его родном селе, откуда он прибыл в Москву лет десять назад. Иногда он туда ездил – это подтверждают многие.
Завтра в это село отправятся Комов с Лозовым. Выяснят обстоятельства на месте. Известно, что российская глубинка переживает не лучшие времена.
Безработица, дешевый алкогольный суррогат, отчаяние и беспробудное пьянство – прямой путь к полной деградации. В принципе, в родных краях Двупалый мог бы найти дегенератов, которые грохнут женщину за сотню долларов на рыло или даже на всех.
Но в командировку Федот и Рома отправятся завтра. А сегодня, на ночь глядя, у них работа. Степан – старший, при нем Комов, Лозовой, Савельев. На его машине вчетвером они едут в сторону Зеленограда. Кулик остался в Битове. У него своя задача – держать под постоянным наблюдением гражданина Двупалого. Это нетрудно. Ведь их квартиры в одном подъезде. И помощники у него есть – стажер и участковый. В квартире Двупалого установлен «жучок», телефон взят на прослушку.
Без санкции прокурора. Но санкция будет. Завтра. Степан лично прибудет за ней.
И, возможно, не с пустыми руками.
К дачному поселку за Зеленоградом они подъехали уже за полночь. Нашли нужный дом. В окнах горел свет, из открытой форточки в ночь уносились звуки лесоповальной музыки.
– Блатная романтика, ядрена вошь, – едва слышно сказал Федот.
– Тук-тук-тук, кто в малине живет, кто в невысокой живет, – еще тише проговорил Рома. – Открывайте двери, медведь пришел…
– Медведи, – поправил его Эдик. – Малину сейчас ломать будем…
* * *
Ребята в веселом расположении духа. Только не до шуток им сейчас. Дело очень серьезное. В этом доме собралась блатная братия. И неизвестно, каким числом. Должно быть двое. Но вдруг к этим двум ворам дружки пожаловали. Не зря же у них полуночное застолье. Музыка орет, в доме кто-то ругается. В общем, братва может оказать сопротивление. А в арсенале у них не только ножи. «Волыны» наверняка есть…
– Ну, ни пуха! – приободрил самого себя Рома.
– Только без черта, – легонько подтолкнул его к двери Федот.
Собаки во дворе не было. И забор прочный, к тому же невысокий – Степан и его опера легко преодолели эту ограду. От калитки к порогу дома вела аккуратная бетонная дорожка. Зеленый кустарник в пол человеческого роста по обе стороны. Было за чем спрятаться Степану, Федоту и Эдику. Рома же как раз прятаться и не должен был.
Он робко постучал в дверь. Раз, второй. Стоит, пошатывается, голова безвольно перекатывается с одного плеча на другое – удивительно, как он вообще держится на ногах. Куртка нараспашку, рубаха вылезла из штанов. Словом, видок еще тот.
За дверью послышался шум. Рома предусмотрительно отступил на несколько шагов назад. Так и надо – должно быть пространство для маневра.
Дверь распахнулась настежь. В тусклом освещении веранды возник внушительного роста парень. Встал, плечом дверной косяк подпер. Лицо исказила презрительная гримаса.
– Эй, фраер, тебе чего? – сплюнул он в сторону Лозового.
– Деньги давай. – Рома пьяно выставил в его сторону палец.
– Чего? -Увалень, казалось, сейчас задохнется от возмущения.
– Деньги, говорю, давай…
– Эй, ты чего несешь, какие деньги?
– Которые ты у меня сегодня украл…
– Ты кто такой, а? – набычился парень. Медленно, угрожающе двинулся на Рому. Тот попятился к калитке.
– Я, между прочим, рабочий класс. – Лозовой хоть и сделал испуганные глаза, но это не помешало ему гордо расправить плечи. – Штукатур-облицовщик.
Наша бригада в прокуратуре сейчас работает…
– В прокуратуре? – осклабился парень.
– Мы, пролетарии всех стран!… Мы, мировой гегемон, требуем возврата денег, которые ты у нас сегодня утром украл!…
– Эй, а как ты сюда попал, гегемон? – подозрительно сощурился парень. – Как ты нас нашел?…
– По красному флагу…
– По какому флагу? – оторопело уставился на Рому увалень.
– А вот, который у вас на крыше… – Лозовой ткнул пальцем в небо.
Парень невольно развернулся к дому, задрал вверх голову.
Федот не зевал. Выскочил из своего укрытия, ловко, быстро сгреб парня в охапку и затащил его в кусты. Было лишь слышно, как хрустнули… Нет, не шейные позвонки. А тонкие ветки кустарника. Комов и Савельев навалились на парня, скрутили его, даже пикнуть ему не дали. И снова тишина. Пока из дома не вывалились еще двое. Пьяные, расхлыстанные.
– Карпуха! – позвал один.
– Здесь я! – как мог сымитировал голос увальня Эдик.