– Ой, – сказал он, – эти ментяры нас затаскали, когда Петьку Соколова убили. Видели – не видели. А он, когда в последний вечер с учительницей старой тут разговаривал, говорил, что милиции страшно боится. Мы и не раскололись. Если он чего-то боялся, то они и на нас чего хошь повесят!
– А о чем он с учительницей болтал-то? – осторожно спросил Сергей, не веря своим ушам.
– Да про Олю эту, которая пропала. Блондинка из их дома. Он что-то видел, а Вера Михайловна говорит: пойдем, мол, в милицию, расскажем. Так он так разорался! Ненавижу, говорит, ментов, ничего не скажу. И тут, представляешь, его грохнули. Мы сразу решили: о нем ни слова ни милиции, ни родителям. Вдруг он про банду какую-то знал? Теперь его нет, к нам охрану не приставят, так и нас всех положат.
– Башковитые вы ребята, – заключил Сергей.
Никита уснул в кресле у Надиной кровати, а проснулся ночью от странных звуков: то ли всхлипов, то ли стонов. Он зажег настольную лампу и увидел, как Надя, держась двумя руками за горло, пытается вздохнуть – и не может. Он вскочил, пошел по длинному коридору, наугад открыл одну из комнат. Это оказалась спальня Стеллы. Он сначала вошел, а потом постучал о косяк двери. Женщина сразу проснулась.
– Наде плохо, – прошептал Никита.
Стелла быстро вскочила и побежала в комнату дочери, набирая по дороге телефоны «Скорой» и домашнего врача. Она подняла голову Нади, Никита подал стакан воды, девушка глотнула, но вода тут же фонтаном хлынула обратно. Стелла побежала за аптечкой, смочила ватку нашатырем, поднесла к лицу дочери, ту била сильная дрожь. Врачи приехали очень скоро. Никита, как в тумане, видел, что они делали. Ему казалось, что Надина крупная костлявая рука уже позеленела. Домашний врач успокаивал Стеллу:
– Похоже на отек Квинке. Но это может быть и нервический спазм. Как давно это длится?
– Не знаю. Я спала. Меня только что разбудили. Но она лежит давно. Просто запретила вас вызывать. Я так поняла, у нее неприятности.
– Ничего себе неприятности. Одни кости. Она что, не ест ничего?
– Практически нет. Иногда пила виски.
– Подходящая диета для больного человека. Вообще-то ее нужно отправлять в стационар и проводить полное обследование.
– Ее приведут в чувство? – спросила Стелла.
– Да, конечно.
– Значит, она не поедет.
– А кто этот парень?
– Как вам сказать. Для отека Квинке требуется сильный аллерген, для нервического спазма – не менее сильный повод. Мне кажется, он для Нади и то, и другое. Вся ее жизнь поменялась, когда появился он.
– Ничего себе. Это роман?
– В том-то и дело, что нет. Он любит другую. Как вы думаете, она могла из-за этого заболеть?
– Надя? Могла. У нее яркий эмоциональный ряд. Скажите ему, пусть уговорит ее поехать в больницу.
Стелла подошла к Никите:
– Наде нужно в больницу на обследование. Вы не сможете ее уговорить?
– А как… То есть я попробую.
Он подошел к Наде, которая уже нормально дышала и чуть-чуть порозовела.
– Надя, врачи считают, что тебе нужно в больницу, на обследование.
– А мы их пошлем, – слабо улыбнулась Надя. – Не скажем, куда. А ты можешь позвонить своей маме, все объяснить и остаться до утра? На диване. Я только так усну.
– Хорошо. Я так и сделаю. – Никита повернулся к Стелле и растерянно пожал плечами.
– Чувствую, только вас нам и не хватало, – вздохнула Стелла.
* * *
Оля так обрадовалась, когда увидела незнакомую пожилую женщину, как будто к ней пришло спасение. Женщина уверенно расстелила на полу одеяло, уложила Олю, сняла с нее одежду.
– Выйди, – сказала она Виктору.
– Нет. Я останусь, – ответил он.
Женщина повернулась к нему спиной, склонилась над Олей и сказала:
– Терпи. Головка идет. Сейчас появится наш гость.
Оля улыбнулась. Было очень больно, но теперь она принадлежала не себе, а тому существу, которое сейчас явится в мир и станет самым главным. Она влажными глазами смотрела, как женщина уверенно подняла над собой младенца, встряхнула, чтоб он издал свой первый крик, затем обмыла и сообщила: «Мальчик». Она завернула его в чистую простынку, затем в теплый платок. Повернулась, чтобы дать подержать сыну, но передумала. Просто положила на доску и помогла Оле, которая сама перешла на свою доску и прижала ребенка к груди.
Виктор и его мать молча смотрели на них. Роженица и малыш уснули одновременно. Виктор подождал еще пару минут и подошел к ним. Он осторожно вынул младенца из рук Оли и понес к выходу.
– У нее молоко прибывает, – тихо сказала мать.
– Ничего, – зло взглянул на нее Виктор. – Ты ей поможешь.
– Если ты дитенка убьешь, я тебя прокляну, – произнесла мать.
Он взглянул на нее удивленно:
– Да ты что, рехнулась? Я тебя позвал, чтоб ты видела, как я своего ребенка убиваю? Отвезу его в хороший дом. Положу в такое место, чтобы сразу нашли. Позвоню в дверь и уеду. Или мне его в погребе растить?
– У тебя есть дом. Люди растят детей так, – упрямо сказала мать.
– Ну, не получится у нас. Сбежит она от меня и ребенка унесет. А я к ней прикипел.
– Ты прикипел? Такая девочка красивая, и что ж ты с ней творишь! Когда я тебя родила, надо было голову твою больную кирпичом разбить.
– Ты что говоришь такое? – опешил Виктор. – Ты что, ненавидишь меня? Пошли со мной скорее, пока она не проснулась.
– Нет, я дождусь, пока проснется. Я скажу, что ты дите пошел хорошим людям подбрасывать. Что жив он останется. Если убьешь – узнаю. Сама с заявой в милицию пойду.
– Ничего себе мамашка, – зло ухмыльнулся Виктор. – Сына будешь сажать?
– Дай слово. Жизнью своей поклянись, что не тронешь ребенка.
– Клянусь.
– Иди, нелюдь.
Когда Оля проснулась, она сначала увидела старые, горестные глаза, потом поняла, что рядом с ней нет ребенка.
– Ох! – взвыла она, как волчица.
– Он его в хороший дом повез подкладывать. В дверь позвонит. Ничего ему не сделает, поклялся.
Оля даже не плакала – она окаменела. Старуха взяла узкое льняное полотенце и туго перевязала ей грудь.
– Молоко у тебя пошло. Хорошо родила.
– Убейте меня, пожалуйста, – шепотом попросила Оля.
Старуха прикрыла свои глаза платком.
* * *
Когда Марк приехал утром навестить так непонятно заболевшую Надю, он обнаружил в ее комнате незнакомого парня. Они оба спали: Надя на кровати, парень на диване. Он проснулся первым и быстро вскочил.