– Пойдем вздрогнем, подруга.
Он пошел впереди, и Дина в прихожей с тоской взглянула на едва приоткрытую дверь на площадку. Чарли-то оставался в комнате. За столом царило некоторое оживление. Светка, видимо, вздремнула и смотрела более разумно. Виталий был полон впечатлений от прогулки, но главным и прискорбным обстоятельством была трезвая собранность Коляна. Он сел рядом с Диной и проследил, чтобы она выпила полную чашку водки. Дина затаила дыхание, чтобы не чувствовать чудовищного запаха, но глотнула обжигающую жидкость без страха. Она никогда не пьянела и опасалась лишь содрогнуться от отвращения. От любезно предложенного кавалером бутерброда с колбасой, присыпанной пеплом, она отказалась. Бутылка быстро закончилась, но Виталий выскочил в прихожую и вернулся, жестом фокусника демонстрируя следующую. Был момент, когда Дине показалось, что ситуация возвращается в русло обычной пьянки, что в данных обстоятельствах ее даже радовало. Но все изменилось в момент. Колян вдруг крепко схватил одной рукой Дину за плечи, а другой больно сжал ее грудь. Она сдержала возглас гнева и попыталась мягко, даже кокетливо отвести его руки. Но его сейчас не остановил бы даже танк. Он запрокинул голову Дины на спинку дивана и впился губами в ее рот, причем Дина с ужасом чувствовала, что он так сильно сжимает свои волчьи зубы, как будто не целует, а ест ее. Сзади раздался пронзительный вопль Светки, которая с неожиданной прытью прыгнула на суженого и вцепилась ногтями в его шею. Он зарычал, не отрываясь от Дины. Светка стала колотить его кулаками по голове. И тут он, стремительно развернувшись, со страшной силой ударил ее кулаком по лицу. Она отлетела к стенке, с трудом удержалась на ногах и стала кашлять, плеваться выбитыми зубами и кровью. Колян уже опять схватил Дину, та стала по-настоящему сопротивляться, но поняла, что это совершенно нереально, настолько разными были весовые, силовые и нравственные категории. Светка с новым воплем налетела на Коляна. И тогда он встал, умело скрутил ей руки, протащил до туалета и запер там. Дина в это время шепнула глухо рычащему из-под дивана Чарли:
– Тише, милый, не надо. Все нормально.
Она судорожно пыталась расстегнуть «молнии» на карманах своих многослойных штанов, чтобы достать газовый баллончик или электрошокер. И конечно, не успела. Колян налетел на нее со стремительностью урагана, ловко разложил диван и бросил Дину под себя. Она царапала и кусала его лицо, пока он не крикнул безмолвному зрителю – Виталию:
– Иди сюда, придурок! Держи ее руки!
Друг оказался преданным. Он просто сел на заломленные над головой руки Дины. Ноги ее были, как в тисках, – в коленях Коляна. Тот уже пытался разорвать ее плотные штаны, но они не поддавались. Он повернулся и схватил со стола нож.
– Ты что! – заныл перепуганный Виталик. – Я на мочилово не подписывался.
– Заткнись, урод! – почти весело прокричал Колян и разрезал штаны до паха, а затем до правого колена.
Здесь он оставил на секунду девушку, прижав ее ноги одной рукой. Другой он расстегивал и спускал свои джинсы и трусы! Дина закрыла глаза в полуобмороке. И вдруг Колян взревел и вскочил. Дина дернулась, посмотрела. О ужас! На спущенных брюках Коляна висел Чарли, вцепившись острыми зубами в массивные ягодицы. Колян, извернувшись, схватил собаку за уши и холку, стал тянуть его, но тот не разжимал зубы, хотя и скулил от боли. И тогда Колян вновь схватил нож. Все на миг потемнело у Дины в глазах. А в следующую секунду она вывернула руки из-под Виталькиного зада и каким-то незнакомым самой себе приемом изо всех сил ударила Коляна в пах ногой в тяжелом ботинке на толстой подошве. Он выл, скрючившись, когда настежь распахнулась входная дверь и два приятных Дининому уходящему сознанию силуэта ворвались в комнату и без лишних движений обеспечили стабильную неподвижность Коляна и друга Виталия. Дина подумала: «Хорошо, что я в колготках», – нашла взглядом невредимого Чарли и передумала терять сознание. Просто села на ближайший стул в блаженном отупении. Сергей заботливо осмотрел ее и ласково погладил по голове:
– А я и не знал, что ты такая способная ученица. Сколько раз предлагал тебе освоить этот удар в пах, а ты все ленилась. Оказывается, все схвачено «на отлично».
– Какой удар? Какой пах? – не поняла Дина и вспомнила: – Откройте туалет. Там девушка.
Сергей попросил Мишу освободить пленницу и сопроводить всех троих на кухню. Когда Миша Емельянов, сияющий и еще более рыжий, вывел задержанных из комнаты, Сергей спросил:
– А почему ты Мише не позвонила? Он же рядом был.
– Я не решила, стоит ли вмешивать в это дело милицию. То есть демонстративно. Он же пришел бы с нарядом, ты один у них узнаешь больше, чем они сказали бы в отделении. Миша и так что-то, видимо, нарушил, когда по моей просьбе ключ дал. А так они даже не знают, что он милиционер. Он же не в форме.
– Разумно. И вообще ты молодец. Нет, я серьезно. Просто не ожидал. Честно говоря, я вообще такого дикого поворота не ожидал, когда путал тебя в это дело. Если бы в моей пустой голове подобное предположение возникло бы, я бы ни за что… Никогда. Ты мне веришь?
– А кому мне верить, скажи, пожалуйста. Но главный мой спаситель все-таки Чарли. Мы его подвиг отпразднуем с подарками. Дома, конечно. А пока прошу доставить нас в квартиру с почестями и успокоительными средствами в виде валокордина, еды, питья и ванны. И пока ты будешь за нами ухаживать, я расскажу тебе, что запомнила из мемуаров этих приятелей. Интересно, а как ты им представишься? Как есть?
– Ну конечно. Скажу, что охочусь за кем-то из посетителей этой квартиры. Допустим, по поводу долга. А там – как пойдет.
Женя не пошла на занятия. Ей было не до музыки, не до подруг, не до чтения. Она не подходила к телефону, слонялась без толку по комнатам и не представляла себе, что такое невероятное должно случиться, чтобы к ней вернулся интерес к жизни. Ей не нужно было вспоминать то кошмарное утро, Артема в чужой машине, с чужой девицей, прижимающейся к нему. Она носила это воспоминание, как опухоль, как мешок с камнями, как боль без конца и края. Только тетрадка со стихами не раздражала ее зрение. Женя открыла ее на чистой странице, не раздвигая штор, не зная, что именно хочет написать, просто следила за своей рукой, набрасывающей слова на листе. Потом прочитала отстраненно, как будто написала не она.
Ты не умеешь быть другим,
А я тебя не заставляю.
Воспоминаньям дорогим
Я перемен не позволяю.
Не позволяю новых слов,
Перемещений Зодиака.
Пугаюсь незнакомых снов
Непредсказуемого мрака.
Все было раз и навсегда.
Любую фальшь отброшу чутко.
Пусть опьяняет резеда,
А я – всего лишь незабудка.
Твоя улыбка и привет —
Мое сокровище и счастье.
Прости мне мой наивный цвет,
Тобою вызванный отчасти.
Я побледнею, может быть,
Когда ты мило удалишься.