Раиса постучала пальцем по плечу водителя, и тот через минуту передал ей маленький серебряный поднос с бутылкой дорогого коньяка и большой открытой банкой черной икры. Она налила коньяк в свою «походную» серебряную рюмку, выпила ее, смакуя каждый глоток, повторила, закусила икрой, которую ела десертной ложкой прямо из банки. Сначала потеплело в груди, потом она с удовольствием почувствовала, будто в живот опустился кусочек солнца. И, наконец, как всегда, колыхнулось томление между литыми бедрами. Пора подумать о приятном. Раиса вспомнила темненького мальчика лет восемнадцати-девятнадцати, который пришел вчера в ее салон с двумя актерами, известными по плохим ролям в сериалах. Они попросили кабинет: «Пожалуйста, без ваших массажисток». Просто пили и хвалили друг друга. Мальчик, как поняла Раиса, учился в Щукинском училище, пробовался в какой-то сериал. Раиса умело пользовалась техническим прогрессом. У себя в кабинете она по собственному выбору прослушивала и просматривала любое помещение салона. Актеры называли мальчика Герой и советовали ему делать ставку не на кино и, уж конечно, не на театр, а на шоу-бизнес. В Америке шоу-бизнес – это и есть кино, а у нас – только эстрада. «Значит, он поет», – подумала Чеберяк. Когда они пошли в сауну, она сосредоточенно разглядывала узкий зад, тонкие мальчишеские ноги, трогательные темные завитки на нежной шее.
После ухода актеров Раиса вызвала Люсю, секретаря, и отдала ей распоряжение, как всегда, лаконично:
– Щукинское училище. Мальчик Гера. Поет. Был у нас с Дубовицким и Слеповым. Пусть завтра-послезавтра придет. Есть предложение.
Сейчас в машине Чеберяк набрала телефон Люси, та торопливо произнесла:
– Он ждет, Раиса Мефодьевна.
Раиса не сдержала улыбки. Подкрасила губы ярко-красной помадой и подушилась капелькой «Ж’озэ». Современные запахи, типа лимон, уксус и сено, подходят только плоским бесцветным дистрофичкам. «Роллс-Ройс» остановился у салона.
* * *
Нина с Дашей простояли несколько часов на кладбище молча, с сухими глазами. Так же молча доехали домой на автобусе. У магазина на углу Нина достала кошелек и сосредоточенно изучила его содержимое.
– Я думаю, надо бутылку вина купить. Холодно, и вообще. Помянуть Мариночку.
Даша кивнула.
Они и дома долго не могли заговорить. Пили сухое дешевое вино, Дашка пару раз откусила бутерброд с колбасой. Нина никогда не видела свою младшую дочь такой печальной.
– Ничего, – притянула она к себе светлую пушистую голову. – Говорят, когда дети умирают, они становятся ангелами. Кто знает…
– Это Шурка полоумная тебе сообщила? Мам, ну скажи. Как можно Мариночку… Я понять не могу. Как это? Она была, и больше ее не будет?..
Даша вдруг заревела громко, по-детски, широко открыв рот. Нина, всхлипнув, прижала ее к себе.
– Не плачь, девочка моя золотая. Я не могу это видеть… Мне так всех жалко. Верочку… Не знаю, как она теперь жить будет. А у меня счастье. Такие дочки… Завтра «Вог» появится в киосках с Наташиными фотографиями. Я специально деньги отложила.
– Подумаешь, – надулась Даша. – Нам уже жить негде из-за ее фотографий. Лучше бы она нам денег подбросила.
– Не надо обижаться на сестру, – ответила Нина. – Она только устраивается. У нее знаешь какие сейчас расходы! Как сможет, начнет помогать. Она девочка добрая. И потом, мы что – калеки, чтоб нас содержать? Мы молодые, здоровые. И, главное, вместе. А она одна, в чужой стране. – И Нина всхлипнула уже по другому поводу.
Джон Фортмен, лорд и наследник одного из самых крупных состояний Великобритании, приехал в Париж на Неделю высокой моды ради новой звезды модельного бизнеса – двадцатилетней русской красавицы Натальи Борисовой. Ее взлет был стремительным. Впервые она появилась на предыдущей Неделе, в Нью-Йорке, в одном дефиле и сразу произвела фурор. Хрупкая, миниатюрная для модели – 170 сантиметров, – со светло-русыми прямыми волосами, широко расставленными серыми глазами и чувственным, крупным ртом, девушка поразила всех женственностью, грацией и каким-то диковатым очарованием. В один день у ее ног оказались все журналисты, ее менеджеры получили восхищенные отзывы домов «Кристиан Диор», Джона Гальяно, Жан-Поля Готье, Шанель, «Ямамото». А на вечеринке в мюзик-холле напилась с горя несравненная бразильская модель Гизела Бундхен, которой сказали, что у нее появилась еще более несравненная соперница. Причем гораздо моложе ее. Наташа стояла во время банкета в одиночестве со стаканом минеральной воды в руке и смотрела на всех спокойным, ничего не выражающим взглядом. Менеджер шепнул, что с ней хочет познакомиться известный аристократ, представитель знатного рода. Наташа внимательно посмотрела на очень красивого мужчину лет сорока и протянула ему руку. Разговора у них не получилось: английского русская модель почти не знала, по-французски только училась говорить. Она посидела немного за столом рядом с Джоном, затем прикрыла ладонью зевок и сказала, что ей пора спать.
С тех пор Джон Фортмен ездил во все города мира, где в показах мод участвовала Наталья Борисова. Он был поражен скромностью и непритязательностью девушки, на которую свалился настоящий большой успех. Наташа уже говорила, правда, с чудовищным акцентом, по-английски, он осваивал русский. Она с удивлением обнаружила, что самоуверенный, пресыщенный красавец способен понять ее нелюбовь к многолюдным сборищам, потребность в искреннем общении, основанном на доверии. И здесь, в Париже, после утомительного, наполненного восторгом публики дня – Наташа участвовала во всех дефиле – они с Джоном не пошли на традиционную вечеринку. Они поехали в его холостяцкую квартиру. И вряд ли кто-нибудь поверил бы, что в тот вечер они впервые легли в его постель. Он испытывал необычные для себя чувства. Ему хотелось не столько овладеть ею, сколько согреть нежное хрупкое тело девушки, растопить настороженность в ее глазах. Он ласкал ее бережно, вкрадчиво, давая возможность понять самой, чего она хочет. И когда она прерывисто вздохнула от наслаждения и крепко сжала его плечи своими тонкими пальчиками, он помог ей до конца исчерпать горячую радость свершения. Она удивила его. Когда он откинулся на подушки, Наташа встала рядом на колени и долго ласкала его лицо и тело легкими, нежными прикосновениями. Затем благодарно посмотрела в глаза.
– Какая ласковая девочка, – только и сказал Джон Фортмен.
* * *
Дина с Сергеем посидели молча на ее кухне, согреваясь после кладбища. Затем она поставила чайник на плиту.
– Омлет хочешь?
– Если тебе не лень.
– Ты же знаешь, я люблю готовить… Особенно когда хочу есть. Я сделаю с сыром и помидорами. Любишь?
– Спрашиваешь.
Ужинали втроем. Топик ел из своей миски «Педигри», с удовольствием дополняя рацион кусочками омлета с сыром. Потом Дина мыла посуду, а Сергей курил, испытывая что-то похожее на блаженство. Они сейчас очень похожи на семью. Он знал, что будет когда-нибудь с тоской вспоминать этот вечер в дурацкой съемной квартире. Когда-нибудь… Да сегодня же. В своем полупустом логове, приобретенном не так давно после развода с женой. Он знал, что нужно сделать, чтобы логово превратилось в комфортабельное жилье. Деньги были, время можно найти. Просто со стимулом плоховато.