Брат, мсти за любовь | Страница: 97

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Вечно в своей затертой кожанке и штанах. Дома снимает по одному критерию — чем хуже, тем лучше. Нельзя, говорит, привлекать к себе внимание. Вот этот дом. Мебели почти никакой, грязь, паутина по углам, стены в трещинах — словом, полнейшая разруха. А ему все это в кайф. И словно не замечает, гад, что Тоня ублажает его на несвежих простынях, на шаткой кровати, в пыли и дерьме.

И одеваться он по-человечески не разрешает. Никаких платьев, никаких модных костюмов. Джинсы и кожанка, и чем старее, тем лучше. Про рестораны она уже и думать забыла. Никогда он не водил ее туда и никогда не поведет. А про машины вообще говорить нечего. Нет у нее своего авто и не будет. И у него самого машина не ахти — обыкновенная «шестерка». И у его пацанов не лучше. Нельзя, говорит, ездить на дорогих машинах. Это привлекает внимание.

Может, он и прав. Но Тоне до чертиков надоело жить среди этого дерьма. И терпеть его бесконечные измены. Ведь ни одну пленницу — если она хорошенькая — мимо себя не пропустит.

Она уже отчаялась дождаться того светлого дня, когда Кубометр бросит свое ремесло и увезет ее куда-нибудь за границу. Там, вдали от бандитской суеты, она бы привела его в божеский вид и сама превратилась в королеву. С такими деньгами, как у него, она бы жила с ним в роскоши до конца своих дней.

Кубометр как будто понял, что она наблюдает за ним. Глянул на нее через плечо. Сморщил недовольно рожу. Но с пленницы слез. Встал, натянул на себя штаны.

— Ну трахнул сучку, ну и что? — вроде бы виновато, но в то же время с вызовом сказал он. — И тебя трахну. Давай рядом с ней ложись…

От его гадкой улыбки Тоню затошнило.

— Да пошел ты!..

Она развернулась и пошла к себе. Кубометр за ней. В их комнату они вошли вместе.

— Да ладно, не буксуй!

Кубометр грубо схватил ее за руку и повернул к себе.

— Все, больше трахать эту сучку не буду…

— Да трахай кого угодно! — взвилась Тоня. — Ты мне жизнь дай, а там трахай кого хочешь…

— Не понял. Я тебе чо, жизни не даю?

— Ты посмотри, во что ты одет! Ты посмотри, во что одета я! Ты посмотри, в каком сарае мы с тобой живем… Не о том я мечтала…

Тоня чуть ли не с ненавистью смотрела на него.

Кубометр немного растерялся. Но гонору не убавил.

— А тебе дворцы подавай!

— Да, дворцы!..

— И «мерс» «шестисотый». Или «Линкольн»?..

— Да, «Линкольн», желательно шестидверный…

— И шмотки от Версаче…

— Можно и от Армани…

Кубометр нахмурил брови, глаза его налились кровью. Тоня думала, сейчас начнется буря. Но нет, взгляд его вдруг просветлел. На губах заиграла обыкновенная человеческая улыбка.

— Ну ты и сука, — хохотнул он.

А вот слова его Тоне не понравились.

— Не могла подождать…

— Чего подождать? — спросила она.

— Пока я сам тебе все это преподнесу…

— Когда это будет? Лет через сто…

— Часов через сто!.. Короче, у меня тут один проект наклевывается…

Тоня обреченно вздохнула. Опять он о своих проектах. Ей нормальную человеческую жизнь подавай, а он снова о каких-то делах.

— Короче, я решил завязать с похищениями, — сказал он.

— И чем же ты собираешься заняться? — с интересом спросила Тоня.

— Девочками…

— Проститутками?

— Почти угадала…

— Все рыбные места в Москве заняты.

— А мне Москва на хрен не сдалась. Я на заграницу работать буду…

Сердце у Тони радостно екнуло.

— Мы уедем за границу?

— Да ну, мне и здесь не хило… Короче, тут это, смысл такой. Находим клевых телок, пудрим им мозги. Типа, за бугор их вывезем, манекенщицами они там или фотомоделями работать будут. А сами в Турцию их куда-нибудь загоним или в Эмираты. Короче, куда-нибудь в бордель. Товар ходовой, я тебе отвечаю. И бабки неплохие. Хотя пахоты, конечно, много будет. Зато, если все как надо организовать, менты до нас ни в жизнь не доберутся…

— Менты нас и без того ищут, — брякнула Тоня.

— Может, да. А может, нет… Но на всякий случай… Кубометр полез под кровать. Достал из чемодана стопку паспортов.

— На, вот это твой…

В паспорте была ее фотография. Имя и отчество тоже ее. А вот фамилия другая. Мама родная, и прописка московская.

Паспорт выглядел как настоящий.

— Знаешь, сколько он стоит? — спросил Кубометр.

— Нет…

— Пять штук баксов.

— Так много?

— Ничего себе много. Ты только посмотри, они же как настоящие… Короче, на легальное положение переходим. Дом за городом крутой снимем. Хороший дом, типа, с зимним садом и бассейном. На «мерсах» раскатывать будем. Тебя как королеву одену…

— Ты это серьезно? — От восторга Тоня чуть не запрыгала на месте.

— Так же серьезно, как то, что я тебя сейчас трахну…

Кубометр схватил ее за плечи, бесцеремонно швырнул на скрипучую кровать и навалился на нее всей своей тяжестью.

Тоня не сопротивлялась. На фоне радужных и, самое главное, близких перспектив секс с ним казался даже романтичным…

* * *

Как чувствовал Кубометр, что надо завязывать с похищениями.

Муж этой сучки по имени Оксана заплатил выкуп. Купец и Штурм забрали кейс с бабками — все без проблем. Привезли их на хату. Вскрыли его. Точно, двести пятьдесят тысяч долларов. И не фальшивые.

Оксану отпустили. А через час вдруг, откуда ни возьмись, появились менты.

Четко все спланировали. Передача денег, Оксана возвращается к мужу, все нормально — можно брать преступников. И деньги, разумеется, у них конфисковать.

Все они правильно сделали. Только упустили из виду один момент. А именно, как Кубометр с Тонькой и своими пацанами выбрались из дома, садами, огородами вышли к реке. А дальше в лес.

Ментам достался пустой дом.

* * *

— Ну наконец-то… — Тоня облегченно вздохнула и плюхнулась на роскошный диван, стоявший чуть ли не посреди огромной комнаты с камином.

Отличный двухэтажный дом в подмосковном дачном поселке. Внешний и внутренний интерьер по европейским стандартам, комфорт.

Их с Кубометром апартаменты занимают целых три комнаты. Можно сказать, отдельная квартира в доме. Остальные помещения занимают пацаны. Тоня не возражает. Привыкла она к ним. А потом, они ее охраняют — так спокойней.

Тоня пыталась приучить Кубометра к дорогим костюмам, к галстукам, к белым накрахмаленным сорочкам. Да все без толку. Широкие штаны, кожаная куртка — ничего другого он не признавал.