«Аэро» крыл Сафрон. Даже более того, он был совладельцем заведения. И получал с него солидный доход. Но благополучие «эротико-оздоровительного центра» напрямую зависело и от Степана.
По документам бордель числился как оздоровительный центр — массажи, водолечебница, гимнастика. А проститутки проходили по ведомостям как массажистки, инструктора. Но все это ширма, которую, если очень захотеть, можно сдернуть в один миг. И Степан мог это сделать. Тогда бы бордель приказал долго жить. И никакие покровители из вышестоящих инстанций не смогли бы остановить его. Артамон очень хорошо это Понимал. Поэтому и рад был угодить ему.
— У тебя что, друг любезный, девочки в прокат на клубных правах теперь сдаются?
— Растем, Степан Степанович! От клиентов отбоя нет. Вот и приходится ограничивать доступ…
— Скажи лучше, что со стороны пускать никого не хочешь…
— Ну так это разве плохо?.. Степан Степанович, вы проходите, располагайтесь. Коньячку, водочки, чего желать изволите?.. А может, вы занедужили? Может, здоровье поправить хотите?
Артамон из кожи вон лез, чтобы угодить Степану. Майор Круча для него прежде всего безопасность.
Хоть и не жаловал Степан такие заведения, но понимал, что проституцию не извести. Никому еще за всю историю человечества не удалось искоренить это явление. Закроешь это заведение, откроется другое. Срежешь второе, вырастет как гриб третье. И так до бесконечности. Уж лучше направить этот процесс в цивилизованное русло, чем бороться с ним.
А у Артамона все в порядке. Девочки ухоженные, анализы на СПИД регулярно сдают, у гинеколога проверяются. И гарантия полнейшая, что клиента на клофелин не посадят. Видеошантаж исключен — нельзя, чтобы репутация заведения пострадала. Лишь бы только этот вертеп в наркопритон не превратился. Но и с этим у Артамона строго. Иначе бы Степану уже давно сообщили.
И потом, вот Николая на природу вывезти надо. И массажистка ему бы не помешала. А где ее взять? Правильно, в том же «Аэро».
— Уважил ты меня, Артамон. Но мне сегодня не до девочек… Разговор есть.
— А это всегда пожалуйста! Думаю, в кабинете у меня будет удобно…
Кабинет у Артамона небольшой. Для него лучше лишний номер с девочкой на этаже соорудить, чем дополнительные метры в собственное удовольствие.
Они сели на кожаный диван.
— Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? Артамон сделал чрезвычайно умное лицо. Это ему, кстати, очень шло.
— О девочках. Десяти-двенадцати лет…
— Что вы, что вы, Степан Степанович, я таким безобразием не занимаюсь…
— А кто занимается?
— Ну, если вы очень того хотите, я могу вам организовать встречу с такой девочкой… Но лучше не надо. Я боюсь…
— Правильно делаешь. За детский секс я бы тебя просто-напросто убил…
— Я понимаю, Степан Степанович…
— Мне нужно знать, кто этим занимается.
— Ну, я могу назвать вам имена… Только поймите меня правильно. В наше время опасно трепать языком…
— Обещаю тебе, Артамоша, наш с тобой разговор останется в секрете… Ну давай, говори. Сам понимаешь, тебе это зачтется…
— Ну, если вы гарантируете конфиденциальность…
Артамон назвал имя одного сутенера, который специализировался на малолетних проститутках. И подсказал, как на него выйти. Промышлял этот «кот» позорный в пределах Садового кольца.
— Извините, Степан Степанович, больше никого не знаю… Я же не энциклопедия…
— Ничего, Артамоша, и за это спасибо… Ну, я пошел. Если что, звони. Чем сможем, тем поможем…
— Степан Степаныч, я же не корысти ради. Я же от чистого сердца…
— Ну да, чисто от сердца…
* * *
Рабочий день уже закончился. Можно было ехать домой. Но Степан вдруг вспомнил, что ему предстоит коротать ночь в одиночестве. Люба переехала жить к своему любовнику, господину Болотову. Насколько он знал, Виталий Георгиевич окружил свою персону многочисленной охраной. Укрепил службу собственной безопасности, Сафрон ему братков своих в аренду сдал — для пущего спокойствия. И квартира у Болотова добротная, туда так просто не проникнуть.
И все же смутное беспокойство за судьбу сестры давило на нутро.
Степан поехал в отделение, поднялся на второй этаж. Заглянул в кабинет Федота и Эдика. Он не надеялся там никого застать — думал, опера разъехались по домам. Но нет. Комов, Лозовой и Кулик соображали на троих. При появлении начальника скорее из вежливости, чем с испуга спрятали бутылку в ящик стола.
— Ну вот, докатились, — попенял им Степан. — В кабинетах водку пьянствуете… Рестораны для этого есть, кафе…
— Так это, в кабак как сядешь, так до самой ночи, — рассудил Федот. — А мы вроде как домой собираемся. Сейчас вот пузырек дорисуем, и по коням…
— Придется наложить на вас штраф. За употребление спиртных напитков в неустановленном месте…
— В баксах или в рублях?
— В менто-часах…
— А это как?
— Работы часов на пять, вас трое. Три умножаем на пять, получаем пятнадцать менто-часов…
— А-а… А кого менточасить?
— По местам боевой сутенерской славы проехаться надо…
— Ух, люблю путанок пощипать, — потер ладони Кулик. — Но вроде сегодня рейдовые мероприятия не запланированы…
— Тебе же сказали, рейд неурочный, штрафной, в менто-часах… Я готов, гер майор! — Рома Лозовой вытянулся по стойке «смирно».
— Тогда в машину, хер старший лейтенант! Ехали вчетвером. Степан и Рома в одной машине, Комов и Кулик в другой.
— Так что, не по нашему району рейд? — спросил Лозовой.
Он ехал в своей машине, но в качестве пассажира.
Степан мог воспользоваться своим авто. Но «восьмерка» для рейдов очень неудобная машина. С дверцами задними проблема. Вернее, проблема в их отсутствии. Рома мог сам вести свою «девятку», но он был немного подшофе.
И Федот был под градусом. Но Комов не терял головы в любой ситуации. Степан не беспокоился за него.
— Угадал…
Они ехали в центр столицы. Остановились неподалеку от Тверской.
— Пошли!
Далеко идти не пришлось.
— Вот первая. — Степан кивнул на девочку в скромном платье по колено и с сумочкой на длинном ремешке.
Медленно так идет по тротуару, будто просто о чем-то задумалась. Ссыкуха еще, лет двенадцать, не больше. Никак не подумаешь, что она проститутка. Это может определить только знающий человек.
— Девушка, вас подвезти? — окликнул ее Степан.
Она медленно направилась к нему.
— Нет, — сказала она. — Мне папа не разрешает с незнакомыми мужчинами садиться в машину… А глаза ее внимательно изучают его.