В середине двора пустовала железная беседка с оторванными скамейками. Сидеть можно было только на верхней, окаймляющей ее по периметру трубе. Не очень удобно, зато вокруг благодать. Успокаивающая зелень травы и деревьев, аромат цветов и ранних яблок. И людей почти нет. Только две старушки на лавочке возле подъезда, где совсем недавно в одиночестве сидела Лара. И еще мужичок какой-то в сарайчике копается. Дышалось легко, свободно.
– А родители твои где живут? – спросил Радик.
– Мама здесь, в Листьевке живет. А отец в Казани... У него другая семья. Давно уже...
– Но ты к нему ездишь.
– Да, он меня любит, – с грустью сказала Лара. – И мама любит. Очень-очень...
– Ты так это говоришь, как будто есть кто-то, кто тебя совсем не любит...
– Может, и есть... А может, и нет... Знал бы ты, как все это сложно...
– Что сложно?
– Да так, ничего...
– Ты говоришь загадками.
– Да?
– Мне что, пытаться их разгадать или нет?
– Не надо, – мотнула она головой.
И вдруг задрожала – сначала мелко, затем затряслась, словно в ознобе. Радик проследил за направлением ее возмущенно-остолбеневшего взгляда и увидел идущих к ней мужиков. Обоим уже за сорок, один высокий, другой пониже, но оба жилистые, коренастые. Один мордастый, с мощным лбом «в три наката», с плоским безобразно широким носом. У другого лицо маленькое, вытянутое книзу. Но их объединяла непомерная наглость и нахрапистость в глазах и движениях. Оба в старомодных джинсах – один в черных, другой в белых, затертых до желтизны.
Шли они прямиком к Ларе. Высокий ощерился, обнажая длинный ряд золотых зубов. Когда они подошли ближе, Радик заметил наколотые кандалы на запястьях. Он не знал, что означала эта татуировка, но не сомневался, что без уголовщины здесь не обошлось. Из распахнутого ворота рубахи выглядывал какой-то синий треугольник – часть наколки непонятного содержания.
– Ларчик, ну, наконец-то! – прогудел высокий и мордастый.
И распахнул объятия так резко, что Лара от неожиданности шарахнулась назад. А может, еще и от страха. Так или иначе, если бы Радик не поддержал ее, она бы упала на земляной пол. Но он подставил ей свое плечо, вместе с ней встал на ноги. Теперь от блатованных незнакомцев их отделял барьер из решетчатой сетки беседки.
– Вернулась, да? – осклабился мордастый. И свирепо глянул на Радика. – А это что за хмырь?
Радик промолчал. Несокрушимая уверенность в своих силах позволяла ему не отвечать оскорблением на оскорбление. Нельзя ему встревать в драку, это могло закончиться печально для обеих сторон: для него – тюрьмой, а для противника – могилой. Девять лет он учился убивать. И достиг на этом поприще таких высот, что иной раз сам себя боялся.
– Это... Это Радик... Познакомься... – Лара беспомощно посмотрела на Радика, хилым кивком головы показала на мордастого. – А это Егор... Э-э, Егор Данилович... Мой отчим...
– Какой же я тебе отчим? – скорее в шутку, нежели всерьез, оскорбился мужик. – Я твой папа...
– Не, парень, ты что, не понял? – обращаясь к Радику, противным гнусным голосом протянул его дружок. – Тебе же сказали, свали...
– Да ладно, пусть остается, – ухмыльнулся Егор. – Ты, Мартын, с ним поговори тут, ну, о погоде там, да. А мы с Ларчиком домой пойдем, поговорим. Разговор у нас есть, да, Ларчик?
– А я? – От возмущения шакалья морда Мартына еще сильней вытянулась книзу.
– Так это, ты ж ей не отец, да... Потом поговоришь... А может, тебе Радик улыбнется. Смотри, какие щечки у него розовые...
– У кого розовые щеки? – нахмурился Радик.
Что-что, а щеки у него никогда не были розовыми.
– Да ладно, пацан, не колотись, это типа присказка такая... А сказку тебе Мартын сделает, гы-гы! Если захочешь...
Радик уже хотел было сказать ему пару ласковых, но мужик уже смотрел на Лару. И обращался к ней.
– Пойдем, дочка. Соскучился я по тебе...
– Не пойду! – в паническом ужасе встрепенулась Лара.
И, скорее инстинктивно, чем обдуманно, спряталась у Радика за спиной.
– Опля! Это что за номера? – возмутился Егор и зашел в беседку, почти вплотную подступил к Радику.
Долго сверлил его искусственно тяжелым и фальшиво парализующим взглядом. Может, и была какая-то сила в его глазах, но Радик ее совершенно не чувствовал. Зато Лара была напугана не на шутку – слышно было, как стучат в лихорадке ее зубы.
– Ты чо, пацан, не понял? Я уже на твоем месте бежал бы дальше, чем видел...
– Радик, не уходи!
Лара вцепилась в его руку мертвой хваткой. Теперь Радик не мог уйти при всем своем желании... Не хотел он ввязываться в эту историю, чутье подсказывало, что она может выйти ему боком... Но и Лару в беде оставлять он тоже не хотел.
– Не, ну ты борзый...
Егор приподнял руки, чтобы с опасным ускорением опустить их Радику на плечи. Но слишком уж затянул он с разгоном... Рефлексы привели руку в действие еще до того, как мозговой центр включился для того, чтобы рассчитать силу удара. Но Радик не хотел бить на поражение, поэтому кулак ткнулся в солнечное сплетение без мысленного посыла на смерть. И тем не менее мужик вырубился мгновенно и мешком свалился Радику под ноги.
– Эй, ты чо, офуфел?! – тракторным стартером взревел Мартын.
И, на ходу вытаскивая из кармана выкидной нож, бросился на Радика... «Безумству храбрых поем мы песню...» Радик тоже спел – из репертуара наставления по рукопашному бою. Ничего особенного – блок, захват, бросок на противоходе, удар на добивание – опять же без смертельно опасного энергетического выброса.
Радик осмотрел бесчувственные тела.
– Ты их убил? – испуганно и, как показалось ему, с надеждой спросила Лара.
– Нет. Но придут они в себя не скоро... Пошли.
Он обнял ее за плечи, завел в дом, заставил сесть в кресло. Накапал валерьянки.
– А теперь рассказывай, – потребовал он.
– Что... Что рассказывать? – в тщетной попытке успокоиться сказала она.
– Ты знаешь, что... Зачем ты предложила мне комнату в своем доме?
– А, это... Подумала, что тебе негде жить...
– Врешь. Тебе нужна была защита. Моя, чужая, неважно... Ладно, пусть будет моя...
Теперь Радик понимал, почему Лара отказалась намылить ему спину. Не стремилась она к нему в койку. Ей не нужна была мужская ласка, но она нуждалась в крепком мужском плече... И обвинять ее в этом не просто глупо, но и постыдно. По большому счету мужчины для того и существуют, чтобы защищать женщин...
– Почему ты сразу не рассказала мне про этих ублюдков?