Правда, Семена после этого попытались убить. Клещ из свиты Притыка прокрался к нему ночью под шконками, чтобы ударить заточкой. Но у Семена охрана, «торпеду» засекли, остановили. А потом опустили на глазах у всего барака. Был у них один любитель по этой части, он и «распаковал» Клеща. Обоснование для этого было вполне серьезное: под шконками только опущенные ползают, значит, Клещ из таких.
Только оправдываться Семен ни перед кем не собирался. Клеща он опустил, а смотрящего по бараку посадил на перо собственной рукой. А чуть позже на тот свет спровадили самого Клеща...
Может, где-нибудь на строгом режиме с него за такой самосуд спросили бы строго. Но здесь блатные при всем своем желании не могли сладить со спортивной братвой. Поэтому лагерный пахан оставил Семена в покое. Скорее всего, до поры до времени. Конфликт – он как чиряк: сначала назревает, а потом гноем вырывается наружу. И это могло случиться в любое время...
– С нами ты, Ганс, – повторил Семен. – Только зачем тебе это? Тебя же никто не трогал, жил бы сам по себе... Сколько тебе еще мотать?
– Год.
– Вот и домотал бы этот год. А так в мясорубку можешь попасть. У блатных пополнение, как бы нам Варфоломеевскую ночь не устроили...
За последние два месяца в лагерь пришли три этапа, и полку блатных заметно прибыло. Причем это были крепкие ребята, приблатненные бойцы, что промышляли рэкетом на воле. Но в команду к Семену добавилось людей. Два долгопрудненских «быка» к нему напросились, третий казанский, четвертый тамбовский. Однако все-таки чаша весов склонилась в пользу блатных. И в лагерном воздухе уже попахивало грозой.
– А ты думаешь, я этого боюсь? Если за мной сила, то я ничего не боюсь! – хоть и не без пафоса, но вполне достойно ответил Ганс.
А через пару недель после этого случая Семена вызвал на разговор лагерный смотрящий.
* * *
Стрелка состоялась в промзоне, в начале рабочего дня. Осень, холодно, дождь, но в столярном цеху сухо и тихо. Все станки остановлены, одни рабочие стоят на шухере, другие ушли на перекур. За Семеном человек десять бойцов, и Поливан привел за собой столько же. Можно было бы обойтись и без такого сопровождения, но, увы, отношения между блатными и спортсменами напряженные, поэтому без свиты Семен чувствовал бы себя как без одежды.
Поливан нервничал. Вор он еще молодой, тридцати лет нет. Это его первая ходка, но до этого он на воле пользовался авторитетом среди блатных. У него выходы на законных воров, и сам он метит в их когорту. Этим и опасен. Ради высоких целей человек способен на многое. А Семен со своими спортсменами для него как кость поперек горла, поэтому он будет рвать и метать, если вдруг что не так. А бойцы у него серьезные, смотрятся внушительно. И страх перед смертью для них не преграда. По их суровым взглядам видно, что и сами они готовы убивать.
– Чего хотел, Поливан? – благодушным тоном, но с ледяной стужей во взгляде спросил Семен.
Он по своей натуре человек не злобный, но из себя его лучше не выводить. И лагерный смотрящий это хорошо знает, поэтому и не хочет связываться с ним. Не хочет, но обстоятельства вынуждают. Если он не сможет установить единоличную власть в зоне, то его прокатят мимо короны. А он больше всего на свете боится лишиться такого приза, вот и лезет на рожон.
– Предложение у меня к тебе, Сэм.
– Слушаю.
– Ганс мне нужен. Объява на него пришла.
– Что за объява?
– Гадом его объявили.
– Кто?
– Он еще на тюрьме косяк упорол.
– А конкретно?
– Общак с хаты взял, сказал, что с процентами провернет... Ни общака, ни процентов.
– За такое убить мало.
– Так в том-то и дело. Братва его гадом объявила, а пацан с этапа пришел, его увидел, узнал.
Семен глянул на Гусака, и тот по взгляду понял, что ему нужно. Сам за Гансом он не пошел, а послал за ним «шестерку». Все правильно, Гусак Семену сейчас здесь нужен. Он каратист знатный и шейные позвонки скручивает на раз. А в Афгане с «духами» в рукопашной сходился, орден за это имеет...
– Сейчас Ганс подойдет, мы прямо здесь разбор и проведем, – сказал Семен. – Если не сможет объясниться, мы его сами за яйца подвесим...
– Ты не понял, Сэм. Это мы разбор проведем, сами с него и спросим.
– Нет, так нельзя, – покачал головой Семен. – Он в моей команде.
– Потому я тебя на разговор и вызвал. Если бы Ганс был сам по себе, я бы тебя спрашивать не стал. А так с тобой, как человек с человеком, хочу решить...
– Так давай решать. Послушаем Ганса, он все нам расскажет. Тогда, что с ним делать...
– Не надо ничего смотреть. Объява по этапам уже прошла, его приговорили; значит, осталось только спросить...
– Значит, я должен сдать тебе Ганса? – недобро усмехнулся Семен.
– Да, ты его сдаешь, и никаких к тебе претензий.
– Я все понял, Поливан. Только и ты меня пойми: я своих пацанов не сдаю.
Семен действительно все понял. Ганс – это всего лишь повод. Может, он действительно в СИЗО скосячил, но Поливан сейчас не столько с него спросить хочет, сколько Семена унизить. Это будет сокрушительный удар по его авторитету, если Семен сдаст Ганса блатным. Тогда команда спортсменов перестанет быть монолитной, тогда ее легко будет разрушить.
– Но тут воровская постанова.
– Я знаю ваши законы. И уважаю их. Но Ганса без разбора сдать не могу. Может, и сдам, но сначала разбор.
– Значит, ты его покрываешь? – зло и с угрозой спросил Поливан.
– Сначала разбор.
Кто-то сзади тронул Семена за рукав. Это привели Ганса. Но разговаривать с ним смысла не имело. Да и Поливан также не собирался его допрашивать. Дело не в Гансе, дело в принципе. И это прекрасно понимали все.
– Значит, ты гада покрываешь?
Примерно это Семен и ожидал услышать.
– Я своего пацана без разбора не сдам.
– Значит, ты сам гад!
Это была ключевая фраза, после которой могло последовать что угодно. Поэтому Семен и не упустил момент, когда Поливан набрал в легкие воздуха больше, чем следовало бы. И вовремя подставил свою ладонь под половинку бритвенного лезвия, которое он выдул изо рта. «Мойка» должна была выбить ему глаз, но впилась в указательный палец левой руки. А правой Семен ударил Поливана.
Вор подставил под удар предплечье, но Семен своей мощью пробил этот блок. Добавил левой. Снова правой, а когда Поливан поплыл, добил его ногой в челюсть. Спасибо Гусаку, четко поставил ему мае-гери и скорость высокую привил. Теперь ногами Семен работал почти так же быстро, как и руками.
Правда, он и сам едва не нарвался на такой же удар, но последовавший в прыжке. Один из воровских бойцов оказался каратистом, однако Сэм вовремя ушел в сторону, а прыгуна принял на себя Гусак. А через секунду-другую послышался хруст ломаемых костей и предсмертный вскрик.