– О какой банде ты говоришь, начальник? – криво усмехнулся Тимофей. – Нет никакой банды. И никогда не было. Банды по лесам шарятся, грабят, убивают...
– Твоя банда по джунглям шарится. По каменным. И грабит, и убивает...
– Доказательства есть?
– Будут. Если плотно поработаем, то будут. А мы плотно будем работать, обещаю...
– Вот когда будут доказательства, тогда и поговорим. А сейчас отпускай меня отсюда, начальник, если неприятности тебе не нужны...
– Какие неприятности? Ты с оружием был задержан, рядом с трупом... Будем выяснять, кто гражданина Сланцева убил. Пока не выясним, здесь будешь находиться...
– Я тут ни при чем, начальник. И оружия при мне не было.
– Знакомая песня.
– Не знал я, что ты такой заядлый меломан...
– Ну, меломан не меломан, а похоронный марш устроить тебе могу. На пожизненное заключение...
– Ух, как страшно.
– Что, весело? Сейчас плакать будешь... Прокурора жди, Орлик. С обвинительным постановлением, все чин по чину...
– И в чем он меня обвинит?
– В убийстве гражданина Захарова Павла Аркадьевича. А также целого ряда лиц, находившихся с ним в момент смерти... Ты их всех застрелил, Орлик.
– Это я уже слышал. Бездоказательное заявление.
– Ошибаешься, друг мой ситный. Есть доказательства, – сказал Головатый с видом, с каким игрок выкладывает на стол небьющуюся карту.
– Какие доказательств? – холодея, спросил Тимофей.
– Железные. Показания гражданки Полосовой Лады Валентиновны.
– Вранье!
– Что вранье? Показания – вранье?
– Если она и могла дать какие-то показания, то не на меня... Не стрелял я в Захарова... И не надо поклепы возводить на меня, начальник.
Не мог Тимофей поверить в то, что Лада предала его. Не так давно был разговор у них на эту тему. Она смогла убедить его, что не предаст его ни при каких обстоятельствах... Но ведь в то же время она созналась, что человек Головатого пытался склонить ее к сотрудничеству... Что, если все-таки руоповцы добились своего?..
– Это не поклепы, Орлик. Это святая правда. Для нас святая... А для тебя эта правда, как святая вода для беса, – злорадно ухмыльнулся майор.
– Давай без сравнений, начальник.
– А какая разница, с ними или без? Все равно не отвертишься. Показания взяты под протокол. Опознание, сам понимаешь, проводиться не будет, потому что Полосова работала у тебя – не может тебя не знать...
– Почему я должен тебе верить?
– Мне все равно, веришь ты или нет. Для меня главное, раздавить тебя. И, поверь, я все сделаю, чтобы это случилось как можно скорее.
– Зачем тогда пришел, если тебе все равно? Позлорадствовать?
– Нет, предупредить... Тебя в Рязань отсюда переведут. Не в Заболонь, нет, именно в Рязань. И если я вдруг узнаю, что ты пытаешься давить на Ладу, пеняй на себя. Начальник следственного изолятора – мой лучший друг. Поверь, если с Ладой что-то случится, то я сделаю все, чтобы тебя сначала опустили, а потом убили...
Головатый изо всех сил давил на Тимофея взглядом. И от этого ему сделалось не по себе. Нет, сам по себе взгляд его не пугал. В ступор его вгоняло само предупреждение о возможных последствиях. Майор был уверен, что с Ладой может что-то случиться. Значит, он был уверен и в том, что у Тимофея есть повод ее наказать...
Следователь пожаловал на следующий день, утром. Тимофея выдернули из камеры предварительного заключения, доставили в тот же самый кабинет, где вчера он разговаривал с Головатым. Это был средних лет мужчина в чистом, наглаженном, но далеко не новом костюме в полоску. И сам он был аккуратно причесанный, гладко выбритый, но какой-то неухоженный. И пахло от него дешевым «Шипром».
Со знанием дела следователь зачитал постановление. Чем дальше слушал Тимофей, тем отчетливей осознавал, что Лада действительно предала его. Такие факты, которые излагал прокурорский, могла преподать ему только она. Даже Надя всего не знала, потому что находилась тогда не с Захаром, а в комнате, прикованная наручниками к батарее.
– Вы согласны с обвинением? – сухо спросил следователь.
Тимофей молча мотнул головой.
– Если не согласны, так и напишите – «не согласен».
– Ничего писать не буду.
– Что ж, ваше право... Но поговорить мы с вами можем? Без протокола.
– Можем, – кивнул Тимофей. – Но только под протокол. И только в присутствии моего адвоката.
– У вас есть адвокат?
– Нет. Меня лишили права на телефонный звонок. Меня отрезали от внешнего мира...
– Что ж, право на телефонный звонок я вам предоставлю. Но сначала вы должны ответить мне на ряд вопросов...
– Само собой. Но в присутствии адвоката.
– Тогда мне придется ходатайствовать о выделении вам общественного защитника.
– А я буду писать жалобу в прокуратуру по надзору. Меня ущемляют в гражданских правах. А вы, гражданин следователь, этому способствуете. Вам нужны неприятности?
Неприятности следователю не были нужны. И он показал Тимофею на телефонный аппарат. Тимофей же в свою очередь показал ему взглядом на дверь. Но прокурорский не подчинился. Сделал вид, что не понял намека. Откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и уставился в окно, не забывая поглядывать на подследственного.
Алекс ответил сразу.
– Тимоха, ты? – удивленно протянул он.
– Что, не ожидал?
– Да нет... Менты говорили, что тебя того... Зимовец на тебя наехал, да?
– Менты тебе это сказали?
– Ну да...
– Больше неоткуда было узнать? Чем вы там занимаетесь, твою мать?
– Чем, чем. Я из капэзэ только-только вышел. Борец еще там. И пацанов еще не всех выпустили. Но процесс пошел... Ты вообще где?
– Там же, где и ты был. Только в Подостове. Не сегодня-завтра в Рязань погонят... Лада где? – Лада? Не знаю... Но я сейчас прочухаюсь, пробью. Если надо.
– Надо. И адвоката мне организуй. Ну и все такое... Ты меня понимаешь?
– Все сделаю, братан. Нормально все будет...
Следователь в упор и жестко глянул на Тимофея. Все, пора заканчивать. Пришлось положить трубку.
Настроение улучшилось. Не все так плохо, как рисовал Головатый. Братву действительно бросили под пресс, но кризис, как говорится, уже миновал. Алекса отпустили, за ним Борец выйдет, все остальные. Наладится жизнь в Заболонье, и здесь, в Подостове, все будет о'кей. С Ладой серьезно поговорят, она одумается, изменит показания, и забуксует машина руоповского правосудия....