Игнат избавился от очередной подружки, отправился на службу. Дел у него невпроворот. Время неспокойное. Воры и бандиты потеряли всякий страх и совесть. Грабежи, вымогательства, убийства. Да и народ распоясался. Даже мирные обыватели дошли до того, что выясняют друг с другом отношения посредством киллеров. Беспредел, одним словом.
На данный момент он оперативно сопровождал расследование заказного убийства. Дело темное, бесперспективное. Но пока того требует следователь, он будет искать убийцу. Возможно, найдет. А если нет, то вины его в том не будет. Он делает все возможное.
Начальник заслушал его на оперативном совещании. Что-то пометил себе в блокнот. И переключился на другое дело.
Года два назад некая гражданка Иванцова убила своего любовника. Проснулась утром, а рядом в постели труп. На полу валяется пистолет с ее отпечатками пальцев. Суд приговорил ее к девяти годам лишения свободы. А на днях в милицию с повинной явился ее муж. Дескать, это он убил любовника своей жены. Его убил, а ее подставил. Словом, нужны были показания осужденной женщины. А для этого нужно было ехать в лагерь, где та мотала срок. Выбор пал на Игната.
– Ты у нас холостой. Большой спец по женской части. Кому ехать к женщине, как не тебе!
– Накаркал, – усмехнулся Игнат. – Командировку себе накаркал.
В Мордовию он выехал в тот же день. Сел на поезд – и вперед.
Начальник колонии встретил его благодушно. Угостил с дороги чаем с сушками.
– Значит, не виновата Иванцова, – задумчиво проговорил он.
– Похоже на то, – кивнул Игнат.
– Два года в неволе, и почем зря... А может, не зря, как думаешь, капитан? Все-таки мужу своему изменяла?
– Это же не преступление.
– Зато сколько преступлений на почве ревности... Я вот думаю, может, статью такую ввести, изменила мужу – получи срок.
Похоже, разговор шел на больную для подполковника тему. Видимо, у самого проблемы с супружеской верностью жены. А сам Игнат сколько таких проблем создал. Сколько раз он спал с чужими женами. Может, его тоже преступником объявить? Нет, не прав подполковник... А может, в чем-то и прав...
– Если за измены сажать, тогда вам придется отдать свой кабинет под спальное помещение для осужденных.
– Да, кажется, я загнул... У меня и без того перебор с заключенными. Положено шестьсот, а сидит почти тысяча... И какие люди!
– Какие?
– Помнишь, песню «Мурка, ты мой Муреночек»?
– Помню, – похолодел Игнат.
– Так вот, у меня точно такая Мурка сидит. Все как в песне. «Ты зашухарила всю нашу малину и за это пулю получай...» И наша Мурка пулю получила. Чудом с того света выкарабкалась.
Игнат и сам знал, что Марина не погибла. В миллиметре от сердца пуля прошла. Откачали ее, вылечили. И под суд. Семь лет лагерей. Вот, значит, где она срок мотает. Снова пересеклись их дорожки.
– Может, слышал про нее? – спросил подполковник. – Ты же из Москвы, а она там кооператоров бомбила.
– Тогда не было кооператоров, – ушел от прямого ответа Игнат. – Цеховики были, спекулянты и расхитители.
– Но Мурка-то была. И сейчас она здесь. Я думал, она бузить начнет. Ничего подобного. Тихая, никого не трогает. На производстве норму выполняет. Хотя по первому разу было. Одна блатовка нашлась. Дескать, какая ты, к черту, Мурка, если дружков своих ментам сдала. Она долго терпела. А потом сорвалась. Глаз этой блатовке выбила. С тех пор ничего такого. Ее никто не трогает, и она тише воды. За нанесенные увечья ей срок не добавили, нет. Но условно-досрочное не светит. А так бы представили. Хорошо себя ведет, ничего не скажешь.
– Почему вы это мне рассказываете? – смущенно спросил Игнат.
– Потому что ты очень внимательно слушаешь, капитан, – насмешливо посмотрел на него начальник колонии. – Интересно?
– Интересно. Но к моему делу не относится. Мне бы с Иванцовой встретиться. И чем быстрей, тем лучше.
Игнат снял показания с осужденной. И в тот же день отправился в обратный путь. Хотел повидаться с Муркой. Возможность была, но он удержался от соблазна. Не получится у них разговора. Ведь, по сути, он предал ее. Из-за него она чуть не погибла.
* * *
Лето, солнце, жара. Копоть от тепловозов, испарения от раскаленного асфальта. Но люди этого не замечают. Все куда-то спешат, все куда-то бегут. Толчея, суета. Пассажиры, встречающие... У всех есть какая-то цель в этой жизни. И в этой толпе только Марина одна неприкаянная.
Ей некуда спешить, ей некуда бежать. Не болела тетя Лида тогда, семь лет назад. Но заболела через три года после того, как Марина загремела сначала на больничную койку, а затем на нары. Тяжело заболела. И отошла в мир иной. Дядя Слава запил горькую, спился и ускакал на белой горячке вслед за своей женой. Никого не осталось у Марины на этом свете. Одна-одинешенька. Ни кола ни двора. Некуда податься.
Поэтому она и не спешит. Поставила фибровый чемоданчик себе под ноги, достала «беломорину», закурила.
Когда-то Мурка курила дорогие дамские сигареты. Бары, рестораны. Фирменные шмотки, кольца и браслеты. Но все изменилось. Убили Мурку. Предали и убили. Марина Климова выжила, а Мурка умерла. Воровская романтика вышла из нее вместе с кровью, которую пустили «братья навек». Потух задор, угасла дерзость.
Ее осудили на семь лет. За организацию банды. И пальбу по ментам ей припомнили. Хорошо, что к мокрым делам не привязали. И неплохо, что в срок включили год, который она провела в тюремной больнице. Суд, конвой, этап, зона. Марина восприняла это как должное. Как все работала, выполняла план. Начальник колонии ставил ее в пример, и ей вовсе не хотелось порвать его за это на куски. Но вот прозвенел звонок. И она вышла на свободу, хотя и не очень-то стремилась покинуть зону. Не нравилось ей там, но и в мир возвращаться не очень-то хотелось. Не было у нее берега, к которому можно было прибиться.
– Та-ак, и откуда мы такие красивые?
Она видела ментов, но не смотрела в их сторону. До тех пор, пока они сами не обратили на себя внимание.
Не думала она, что ее можно назвать красавицей. Неволя наложила свой отпечаток на черты ее лица. Косметикой она не пользовалась. И до предела короткая стрижка не прибавляла ей обаяния. Одежка убогая – «двойка», скроенная собственными руками из материала, из которого шьют халаты для уборщиц. Роскошная песцовая шуба бесследно сгинула на лагерных складах. Остался только костюмчик, прошитый пулей. Марина отказалась от него. В этой одежде умерла Мурка. В этой одежде она могла воскреснуть. А так не хотелось возвращаться к прошлой безумной жизни.
Марина предъявила патрулю справку об освобождении.
– Ух ты! – ехидно усмехнулся мент.
Морда красная от жары, глазки скользкие от животной похоти. Боров красноперый.