Он знал, что многие не выдержат сумасшедшего ритма тренировок. Поэтому тренировал не два, а целых три состава. И продолжал набирать еще. Для этого он чуть ли не каждый день приглашал для игры футбольные команды города.
Об этих играх уже начали складываться легенды.
Головатый делал все, чтобы к исходу дня игроки валились от усталости с ног. И под занавес тренировки сколачивал из самых уставших две команды и пускал их под пресс каких-нибудь любительских ватаг.
– Орлов! Ситцев! Щелоков! Курков!..
Он оказался в первой команде, которая попадала под пресс автокомбината. За эту команду играл Живчик. Впрочем, Глебу было все равно. Ему сейчас ни до чего не было дела. На этой тренировке он вымотался до предела. Не зря же Головатый поставил его в игру.
Егор Палыч собирался сделать из них мазохистов. И кое в чем, надо сказать, преуспел. Глебу даже нравилось такое состояние, в каком он сейчас находился. Ему казалось, что дикая усталость подняла его еще на одну ступень профессионального мастерства. Конечно же, это была иллюзия. Иллюзия перетренированного сознания. Иллюзия начинающего мазохиста...
А вообще, Глеб мог обойтись и без этих экстрим-тренировок. Он и без того в отличной физической форме. А потом он не в ответе за неудачные выступления в команде. Он мог бы послать Головатого куда подальше. Но, во-первых, ему хотелось испытать себя. А во-вторых, не хотелось выглядеть в глазах ребят истериком. И еще один момент. Он был одним из лидеров команды. Головатый делал на него особую ставку. И он не мог его подвести... Дурацкая порядочность. Именно из-за нее Глеб в свое время не смог попасть в окружную команду...
Из двух площадок составили одну для обычного мини-футбола. Восемь на восемь.
Перед игрой Живчик улучил минутку, подошел к Глебу.
– Тебя Оксанка искала, – без всяких предисловий сообщил он.
– А чего меня искать? Я же на базе.
Оксана его не интересовала. Тем более сейчас... Ну пожил он с ней неделю. Ну и что? Он что, после этого обязан на ней жениться?
– Она сказала, что проверит.
– Это ее проблемы.
– И твои тоже... Ты же не можешь быть с другой биксой. Только с Оксанкой...
– Ну, ну...
– Да не «ну, ну»... А ты что, не знаешь?
– Что я должен знать?
– Ну, насчет того, что ты Оксанку прокинуть не можешь?
– Чешуя какая-то.
– Да не чешуя. Я это, с Людкой разговаривал. Она мне все рассказала... Олег хотел тебя на части порвать. А Славян не дал. Узнал, что ты Глеб Орлов. Решил тебя не трогать. Но западло тебе сделал...
– Западло?!
– Ну да... Ты же, типа, из-за Оксаны подрался. Ну он тебе ее и отдал. Но с условием. Ты ей не изменяешь...
– Бред какой-то. Твоя Людка что-то сочиняет...
– Зря ты так думаешь... Кстати, я и про Оксанку знаю...
Договорить Живчик не успел. Головатый развел команды. А стартовый свисток сплел их в один клубок.
Глеб не был уверен, что бригадир Славян на самом деле поставил его в жесткие рамки. Но все равно разозлился. До каких это пор всякая криминальная шушера будет лезть в его личную жизнь!.. Эта злость подхлестнула его к воротам соперника. На последнем издыхании обвел одного защитника, второго. Удар. Гол...
Эта же злость отобрала у него последние силы. На второй гол его просто не хватило. Дыхалку заклинило, ноги отказали.
Юра Ситцев и Вадик Щелоков тоже пытались что-то показать. Но их обоих хватило только на один-единственный гол. «Штурмовики» сдохли окончательно. Но игра продолжалась. Но шла она только от обороны... И оборона имела успех. Автокомбинатовцы лезли вон из кожи, чтобы протолкнуть мяч в ворота. Но за всю игру удача улыбнулась им всего один раз... Может, не зря Головатый применяет фашистскую методику? А вдруг команда «Узники Бухенвальда» имеет право на существование?..
После игры Глеб поплелся в душ. Состояние полного нестояния. Поршни еле шевелятся. Хотелось остановиться, опуститься на пол и сидеть час, два, а лучше три. Но останавливаться нельзя. Можно сгореть.
Он думал, что Живчик найдет его в душе. Он что-то там насчет Оксанки говорил... Но Живчик так и не появился. А ходить искать его Глеб не стал. Так тяжело было крутить педали...
Живчика в тот день он так и не увидел. Зато встретился с самой Оксаной.
Организованной толпой они возвращались на базу. Все как положено, марш-бросок по темноте и на остатках сил. Головатому плевать, устал ты или нет. Бежать, и точка. Холодно, гололед – все по барабану. Звезданешься – сам во всем виноват.
А Глеб как раз чуть не звезданулся... Оксана во всем виновата. Она стояла у ворот стадиона под ярким фонарем и ждала его.
– Глеб! – услышал он ее тонкий голосок.
Он глянул на нее. Тут оно и случилось. Нога подвернулась, тело занесло в сторону. Но все же ему удалось сохранить равновесие.
Глеб вывалился из толпы и захромал к Оксане. Он не должен был этого делать. Дисциплина в команде для всех. И он первый, кто должен ее соблюдать... Но Оксана такая эффектная. Свежая, румяная. Был бы полушубок посветлей, ее можно было принять за Снегурочку.
– Оксанка! Ты как тут оказалась? – Глеб разыграл удивление.
А он бы и удивился, если бы Живчик не предупредил его. Оксанка собиралась устроить ему проверку. В самом ли он деле ночует на базе... Она что, жена ему?
– А по тебе соскучилась, – лукаво улыбнулась она.
– Я по тебе тоже.
– Заметно. За две недели мог бы хоть раз появиться.
– Две недели? Мы всего две недели не виделись?.. А я думал, два месяца... Знала бы, что тут с нами вытворяют. Неделя за месяц идет. Что ни день, то каторга...
– Да я вижу. Выглядишь ты неважно. Еле живой...
– Тренер все жилы вытянул... А потом? Сама видишь, мы на казарме сидим.
– На казарме сидите?! На крыше, что ли?
– Ну это так говорят. Армейский жаргон.
– Но ты же не в армии.
– А здесь еще хуже... В армии хоть на женщин тянуло... Здесь только на ворота тянет. Вот сейчас закрою глаза. И ворота вижу.
– Я слышала, в армии отпускают в увольнение. А у вас?
– А у нас в квартире газ. Слезоточивый. До слез себя жалко. А поделать ничего не можешь. Тренер – зверь. Лютует, ужас. Домой можно уйти только ногами вперед...
– Ты шутишь?
– Если бы...
– Не шутишь. Значит, врешь.
Потрясающе. Сам бы Аристотель позавидовал этой философско-логической аксиоме.
– Да нет, серьезно...
– Ну да, так я тебе и поверила. Сразу скажи, что я тебе надоела. Вот и бегаешь от меня...