Поняв, куда он показывает, девушка ахнула.
— И не думай! Эгги была моей с той минуты, когда вылупилась из яйца!
— Еще одна питомица? Куры — это не собаки и не кошки! Их не держат для развлечения! — раздраженно бросил Вулфрик.
— А эту держат, — отпарировала Милисент.
— Могу я спросить, что это за клочок меха?
Милисент хихикнула, наслаждаясь его изумлением или, вернее, досадой.
— Не столько мех, сколько иглы. Это мой ежик. Я назвала его Слиппером [8] потому, что он целыми днями дремлет.
Вулфрик воздел было руки к небу, но тут же свел брови при виде Стомпера, привязанного к задку телеги. Но настоящее потрясение ждало впереди. Он выглядел поистине ошарашенным, когда наконец заметил Граулза [9] , просунувшего любопытный нос из-под руки хозяйки, чтобы проверить, с кем она беседует.
— Волк? Ты держишь дома волка?
— Он совсем ручной. Такой безобидный и на редкость дружелюбный с любым, кто его погладит.
— В таком случае почему ты назвала его Граулзом?
Ее питомец, недовольный тоном Вулфрика, к сожалению, выбрал именно этот момент, чтобы зарычать. Милисент, лукаво усмехнувшись, пояснила:
— Он не всегда приветлив, особенно к тем, кто на меня кричит.
— Я не кричал! Хотя, черт возьми, и следовало бы.
— Конечно, ты лепетал еле слышно. Готова в этом поклясться.
— Эти… звери останутся здесь! — рявкнул Вулфрик.
— Значит, и я остаюсь, — процедила она.
— Этот вопрос не обсуждается.
— Совершенно с тобой согласна.
Джоан по уже укоренившейся привычке поспешно встала между ними:
— О, Вулфрик, питомцы моей сестры тебе не помешают! Поверь, скоро ты вообще о них забудешь, особенно когда мы тронемся в путь! Но не проси ее бросить их здесь! Милисент так к ним привязана! Они для нее все равно что дети малые!
Вулфрик, еще не смирившийся, открыл было рот, чтобы запротестовать, но передумал и улыбнулся Джоан. Уже не впервые Милисент наблюдала подобную метаморфозу! Просто никогда не задумывалась, что бы это значило. Но теперь…
Всякому, даже постороннему, человеку очевидно, что Вулфрик с величайшей радостью предпочел бы взять в жены Джоан. Интересно, не захочет ли сестра поменяться с ней местами? Они все сохранят в секрете, и поскольку уже привыкли дурачить окружающих, все пройдет как по маслу.
Столь необычная идея взволновала девушку, и она уже начала было обдумывать детали плана, как перед глазами неожиданно всплыла картина: Джоан и Вулфрик на кровати, слившиеся в страстных объятиях.
Ее словно оглушило. Перед глазами все завертелось. Немного опомнившись, Милисент выбросила из головы мысли о всяких обменах. Она не станет уговаривать сестру хотя бы потому, что не хочет видеть, как ее милая, добрая Джоан страдает в супружестве с таким чудовищем и тираном! Да-да, именно не хочет… или по крайней мере старается себя в этом убедить.
Какой-то рыцарь обратился с вопросом к Вулфрику, и тот на мгновение отвлекся, а когда повернулся вновь, клетки уже были крепко привязаны к телеге. Он устало махнул рукой, по-видимому, поняв, что дальнейшие дебаты бесполезны, и перед тем как отойти, спросил у Милисент, хорошо ли она себя чувствует. Она заверила его, что все в порядке, и сначала посчитала, что он все же проявил к ней сострадание. Это смутило девушку, но здравый смысл быстро возобладал над фантазиями. Он попросту опасается, что из-за нее придется ехать в два раза медленнее.
Однако не она стала причиной задержки. Тяжело груженные телеги еле тащились. Хорошо, если они прибудут в Шеффорд к завтрашнему вечеру!
Кроме того, пошел снег, не слишком густой, но сразу похолодало, и поездка превратилась в кошмар.
Девушки, даже закутавшись в плащи и накинув одеяла, продрогли и тряслись в ознобе. Всадникам приходилось не лучше, поэтому, едва они добрались до Норвичского аббатства, Вулфрик приказал остановиться на ночь. Особенной роскоши, разумеется, ждать не приходилось, но места хватило всем, а конюшни были теплыми.
Джоан и Милисент поужинали в комнате, понимая, что добрым монахам не слишком хочется лишний раз видеть женщин в своей обители. Сразу после ужина они легли спать, поскольку Вулфрик предупредил, что завтра спозаранку все отправятся в путь, чтобы наверстать упущенное сегодня.
Но Милисент и без того легла бы: она боялась признаться даже себе, как сильно устала. Должно быть, так и не успела восстановить силы после ранения. Наверное, стоило полежать в постели еще несколько дней, прежде чем решаться на поездку. И рука к тому времени перестала бы болеть. А сейчас она разбередила рану на неровной дороге и долго ворочалась, прежде чем наконец уснуть.
Позднее Милисент так и не могла вспомнить, что разбудило ее среди ночи. Но ей отчего-то стало не по себе, словно в комнате бродил призрак. И хотя оснований для тревоги, казалось, не было, она не могла заставить себя вновь закрыть глаза. Ей необходимо было удостовериться, что в тихой каморке без окон нет никого, кроме них с Джоан. Но было слишком темно, чтобы разглядеть, так ли это. Огонь в очаге догорел, оставив лишь слабо светящиеся уголья, а свечу, стоявшую на столике рядом с узкой кроватью, они потушили перед тем, как лечь. Но неугомонная девушка все-таки решила проверить каждый уголок. Поэтому, схватив свечу, Милисент осторожно перелезла через Джоан и направилась к очагу, чтобы сунуть фитиль в тлеющие угольки.
Она и не ожидала кого-то найти, а действовала скорее для очистки совести. Избавиться бы от глупых страхов и лечь спать!
Поэтому она едва не лишилась чувств от неожиданности, увидев стоявшего в изголовье кровати здоровенного верзилу с кинжалом в руке. Откуда он взялся? Раньше она в глаза его не видела, это совершенно точно. Такого раз узреешь, не скоро забудешь: широкий шрам на лице тянулся через всю щеку, едва не до подбородка, разваливая надвое косматую бороду. Очевидно, он пробрался сюда из леса: на шерстяной шапке и саженных плечах еще поблескивал нерастаявший снег.
Оказалось, что Джоан тоже успела проснуться, когда сестра вставала с постели, и молча ждала, пока та объяснит, в чем дело. Но едва Милисент подняла повыше зажженную свечу и осветила незваного гостя, Джоан громко ахнула и тоже вскочила. Незнакомец растерянно оглядывал девушек. Судя по туповатой физиономии и бегающим темным глазкам, Милисент решила, что он явно не семи пядей во лбу, но поможет это им или, наоборот, помешает, трудно было сказать. В этот момент он явно потерял способность мыслить здраво.
— Кто из вас старшая? — выдавил он наконец.
Судя по клинку, намерения у него были самые что ни на есть недобрые, и Милисент, спеша защитить сестру, объявила: