— Ты права, — вынуждена была наконец согласиться Энн. — Придется немного дольше позаботиться о твоей безопасности, что не слишком трудно сделать, поскольку ты никогда не остаешься одна.
Еще бы! Недаром она не отпускает от себя невестку! Но, к своему удивлению, Милисент обнаружила, что ей легко с Энн. Она даже поделилась с сестрой своим открытием, и у Джоан нашлось весьма простое объяснение:
— Она мать, родившая и воспитавшая нескольких дочерей. Нам с тобой так не хватало материнской любви, и, вероятно, ты, сама того не зная, истосковалась по ней. Как леди Энн нежна и добра со мной, особенно когда принимает меня за тебя! Не сомневаюсь, что и ты греешься в лучах ее солнца.
Милисент не стала спорить. Она сама втайне не раз думала, как хорошо иметь такую свекровь без нежеланного довеска в лице ее сына.
Разгулявшаяся метель выла и бесновалась за окнами, принося в замок холод и стужу. Ледяные сквозняки гуляли по залу и лестницам, проникая в каждую дверь, амбразуру и бойницу. Пришлось надеть тяжелые зимние плащи. И мужчины, и женщины пили большими ковшами медовую брагу, чтобы хоть как-то согреться. К большому очагу было невозможно пробиться.
Вечером леди Энн попросила Милисент принести вторую накидку, жалуясь, что ей холодно, а спать еще рано: сегодня старый датчанин развлекал собравшихся историями о своей родине, и Энн ни за что не хотелось уходить. Милисент едва не предложила леди надеть под юбку шоссы, но промолчала, решив, что леди наверняка будет шокирована. Но даже сама она, одетая теплее других, бегом поднималась по лестнице. Риску она оставила с Джоан у огня: несчастная птица нахохлилась — сильно мерзла. Зато Граулз весело семенил рядом: густая шерсть хранила его от холода.
Позже она винила темноту и собственную торопливость. Порыв ветра затушил факел на верхней площадке. Она опрометью бросилась вперед и на верхней ступеньке столкнулась с каким-то мужчиной. Тот охнул. Граулз тихо зарычал. Девушка уже хотела было утихомирить волка, но передумала: следует сначала убедиться, что перед ней не враг.
Волк мгновенно затих, очевидно, распознав запах незнакомца и поняв, что тот не представляет угрозы. Хотела бы и Милисент почувствовать то же самое.
Тут на ее плечи легли сильные руки, удержав от падения.
— Смею я надеяться, — спросил Вулфрик, — что ты последовала за мной наверх по причинам, которые придутся мне по вкусу?
В самом конце коридора горел еще один факел, так что он хорошо видел, кто перед ним. Но Милисент так и подмывало спросить, откуда он знает, что здесь она, а не, скажем, Джоан, ведь сегодня на них с сестрой блио одного цвета!
— Выполняю поручение твоей матушки, — ответила она вместо этого. — Будь уверен, если бы я заметила, что ты поднялся наверх…
— Попробуй утверждать, что побежала бы в противоположном направлении, и рискуешь получить трепку, — предостерег он.
Милисент сжалась. Она в самом деле собиралась сказать что-то в этом роде.
— Интересно, почему я ничуть не удивлена? — повторила она в который раз.
Вулфрик шумно вздохнул, прежде чем заметить:
— Я просто пошутил, девушка.
— Неужели? — с легким презрением отозвалась Милисент. Она не ждала и не хотела получить ответ. Единственное, чего ей хотелось в эту минуту, — так это следовать своей дорогой. Но он по-прежнему сжимал ее плечи и неожиданно подхватил и поднял на верхнюю ступеньку, поэтому она не чувствовала себя такой… такой маленькой и ничтожной в его присутствии.
— Судя по твоему тону, ты не поверила. Разве я когда-нибудь дал тебе причину считать, что могу избить женщину? Только не вспоминай того случая, когда ты предстала в облике наглого мальчишки. Даже тогда я не поднял бы на тебя руку — только безумец способен на такую глупость.
Но чтобы его ненавидеть, вполне достаточно той детской боли и бесконечных мук.
Она лишь тихо пробормотала:
— Если ты издеваешься над животными, Вулфрик, значит, не пощадишь и женщину. А ведь ты ударил бы Стомпера, если бы я не стала у тебя на пути.
— Ты сравниваешь себя с животным? — улыбнулся он.
— Нет, — раздраженно бросила она, — но ты мало чем от него отличаешься.
От шутливого настроения Вулфрика не осталось и следа. Руки его конвульсивно сжались. Очевидно, ему не по вкусу ее смелость. Зря она так откровенна с ним. Следует поучиться сдержанности, особенно в том случае, когда речь идет о женихе. Однако вместо этого она сама дала ему повод удерживать ее здесь, а ведь так хотелось побыстрее скрыться и больше его не видеть!
И чтобы загладить свою дерзость, Милисент попыталась отвлечь Вулфрика простым вопросом и, получив ответ, потихоньку распрощаться.
— Как ты понял, что это я, а не моя сестра? Я могла бы послать с ней Граулза. Я и сейчас оставила у нее Риску. Или ты просто догадался?
— Прежде всего распознал по запаху. Такого аромата нет ни у одной женщины. Ну и, конечно, привычка плотно сжимать губы, словно ты постоянно рассержена или раздражена, что, судя по моему опыту, именно так и есть.
— А ты не догадываешься почему? — огрызнулась Милисент.
— Думаешь, мне нравятся постоянные ссоры с тобой? Заверяю, что нет, но можешь ты сказать то же самое про себя?
Дождалась? И она еще хотела, чтобы от нее поскорее отделались? Ну что же, его последняя реплика дала ей возможность распрощаться с Вулфриком.
— Есть один легкий способ избежать ссор, к нему я и прибегну, — зло усмехнулась она. — Позволь пожелать тебе доброй ночи.
Она попыталась протиснуться мимо него, но Вулфрик так и не разжал рук.
— Не слишком торопись. Ты обвинила меня в том, что я ничуть не лучше животного. И чтобы не разочаровать тебя, готов это подтвердить делом.
И тут она с ужасом осознала, что, кроме них, здесь никого нет. Сердце куда-то провалилось, и в тот же миг он притянул ее к себе и впился в губы жгучим поцелуем — поцелуем, рожденным страстью, злостью, раздражением… и нежностью, невероятным сочетанием, не столько пугавшим, сколько завораживающим. Пугало совсем другое: смятение чувств, вызванное этим человеком, то, что он делал с ней, впечатывая ее тело в свое, словно лепил по своему желанию, подчиняя своей воле.
Господи Боже, чувства, которые он пробуждал в ней, почти невозможно было сдержать, и о том, чтобы им противиться, не могло быть и речи. Невероятные, чудесные ощущения поднимались в ней, воспламеняли кровь, кружили голову, звали к новым, непознанным высотам. И Милисент, сама того не сознавая, обвила руками его шею.
Однако Вулфрик, сохранивший присутствие духа, заметил это и, посчитав, что крепость пала, подхватил девушку и понес куда-то. Это мгновенно вернуло ее к действительности и повергло в панику.
— Зачем ты меня несешь? — охнула она.