– Да вижу, вижу, – закивал Ираклий. – Просто у нее талант, ей нужно петь…
– Будет она петь, будет. Дай ей недельку в себя прийти.
– Да, конечно… Неприятная история, очень неприятная… – с изрядной долей манерности засокрушался Валерьев. – Такой интеллигентный человек, и на такое решился… Не понимаю!
– Ничего, зато он все поймет. Обязательно поймет.
Спартак смог найти человека, организовавшего взрыв, – Варвара помогла ему в этом. Через него он вышел и на самого Красницкого. Олигарха можно было убить прямо на месте, но это слишком просто. Феликс должен был на своей шкуре испытать то «счастье», которое он уготовил Кате. Спартак много сделал для того, чтобы возмездие свершилось. И еще сделает.
– А с Катей все в порядке будет. Она успокоится и вернется к тебе. Под охраной. И со своим личным администратором. Он за мой счет будет работать, если ты не возражаешь.
– Да нет, какие возражения? Лишь бы Катя вернулась.
– Вернется, вернется… Может, Варвару на подпевку куда-нибудь возьмешь? Жаль бабу, мечется по жизни, то в одно дерьмо вляпается, то в другое…
– Да нет, какая подпевка? – покачал головой Ираклий. – Бэк-вокал, – это серьезно, даже важнее, чем сольный вокал…
– Ну, тебе видней. Я не настаиваю.
– Но фактура у нее хорошая. Я бы даже сказал, из ряда вон… Есть у меня одна мысль: вокальное трио хочу организовать. В принципе можно Варвару попробовать, может, выгорит что… Только ничего не обещаю.
– Не обещаешь, и не надо. Но если все-таки, буду тебе признателен.
Спартак выкурил с Ираклием сигару, проводил к машине. Руку на прощание, правда, пожимать не стал. Может, и неплохой он мужик, но грешил одним местом, и об этом не стоит забывать.
Спартак вернулся к себе в кабинет и вызвал Костю. Тот не заставил себя долго ждать.
– За Катю я тебя благодарю, но вопросы все равно остаются. И главный вопрос: как ты дальше жить собираешься?
– Если ты мне доверяешь, могу на тебя работать, – пожал плечами парень.
– На меня бандиты работают, – пристально смотрел на него Спартак.
– А я в ангелы не записывался.
– Да, но Катя не может жить с бандитом. Ничего против них не имею, сам оттуда, но такая вот у меня установка.
– А она может со мной жить? – растерянно спросил обычно невозмутимый Базальт.
Спартак развел руками. Увы, Катя любит этого парня. К тому же Костя ни в чем перед ней не виноват. Да еще и спас ее от позора и, возможно, от смерти.
– Это ее воля, и я не могу ничего с этим поделать. А вот какова твоя воля? Ты же не для того подставлялся, чтобы отказаться от нее?
– Не собираюсь я от нее отказываться. Нравится она мне. Очень. Даже больше того…
– Тогда будешь работать с ней. Эстрадным администратором. Ну, если не возражаешь…
– Да нет, не возражаю. Просто как-то неожиданно…
– Теперь у тебя будут другие песни.
– Ну, если на пару с Катей их петь, то я согласен…
– И еще начальником личной охраны у нее станешь. Ствол у тебя по лицензии будет, стрелять ты умеешь, черный пояс, опять же…. При ней два телохранителя будут. Но они на расстоянии будут держаться, а на тебе личная охрана. Очень личная. Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – улыбнулся Костя.
– И смотри: если девочку мою обидишь, голову тебе оторву.
– Не обижу.
– Тогда считай, что приказ о твоем назначении подписан. Все, свободен…
Спартак не сомневался, что Костя прямым ходом отправится к Кате. Но так и должно быть. Парень он надежный, и с ним Катя будет как за каменной стеной. И еще Костя – сильная личность. Возможно, когда-нибудь ему придется заменить Мартына. Тьфу-тьфу, конечно, но время жестокое, и с Мартыном может что-нибудь случиться по чьей-то чужой и злой воле. Хотя об этом лучше не думать…
* * *
Вызывающее поведение Любки было всего лишь прелюдией к кошмару. Настоящий ужас навалился на Феликса здесь, в стенах следственного изолятора. Он, один из богатейших и влиятельнейших людей России, оказался вдруг в этом гадюшнике, где балом правили самые настоящие сатанисты в военной форме.
Путь из автозака в камеру был самым настоящим кругом ада. Феликса пинками вытолкали из машины, прогнали через живой коридор из людей и собак, которые с лаем рвались с цепей, чтобы загрызть его. Потом унизительная процедура обыска, медосмотра, после чего его нагло обрили наголо и в этом ужасном виде сфотографировали. Потом – сборная камера, где на него наехал мерзкий уголовник со страшным лицом; он отобрал у него спортивную куртку, а взамен отдал свой грязный носовой платок. Феликс брезгливо выронил эту дрянь из рук, за что уголовник обвинил его в пренебрежении к собственной персоне и одним ударом выбил передний зуб.
После бани Феликсу вручили грязный матрац почти без ваты, выщипанную подушку, убогие простыни, посуду и отправили в общую камеру. Первый круг ада закончился; под ужасающий лязг решетчатых дверей и засовов начался второй круг ада. А когда он переступил порог камеры…
А ведь все так хорошо начиналось. В прокуратуре Феликс доходчиво объяснил, кто он такой и под чьим покровительством находится. А потом следователю позвонил сам Генеральный прокурор, попросил очень внимательно отнестись к его делу. Надо было видеть, как этот капитан залебезил перед Феликсом. И еще он поверил в то, что Катя Никонова сама приехала к нему в загородный дом, и без всяких вредных домыслов записал его показания под протокол. Дело шло к тому, чтобы Феликса отпустили под залог, но вдруг он оказался в следственном изоляторе. И здесь с ним обращаются, как с последним ничтожеством…
Камера небольшая, но людей здесь много. Почти все свободное пространство занимали нары, сваренные из железных уголков и полос. И людей здесь, как ягод на виноградной грозди. Вонь из туалета, смердящие тела, перекисший пот, грязные носки. Одним словом, чистилище. И люди здесь уже не живые, хотя еще и не мертвые.
Феликсу приходилось слышать, что камеры в московских изоляторах переполнены, коек на всех не хватает и арестантам приходится спать по очереди. Но здесь было одно свободное место, на первом ярусе нар, что выходили к сортиру. Причем выходили так близко, что брызги с унитазного постамента легко достигали ног лежащего на койке человека. Именно потому это место и пустовало. На втором ярусе лежал какой-то бомж с рыжей бородой, на третьем – жалкого вида очкарик. Но даже у этих ничтожеств были привилегии по сравнению с Феликсом.
Арестанты были заняты своими делами. Одни валялись на койках, другие сидели за столом, болтали, курили. На новичка никто не обращал никакого внимания. Но стоило только Феликсу положить свои вещи на свободное место, как возле него вдруг вырос разбитной молодец с уродливым лицом. Хищно-насмешливый оскал, золотые зубы, грудь и плечи в татуировках, смысла которых Феликс не понимал.