– Бульдозера будешь колоть, – сгребая кассету пятерней, сказал Алыча.
– Какого Бульдозера?
– Пацан баульский, в большом авторитете... Мы его уже раскололи. Интересную песню поет...
– Ко мне его тащите...
– Притащим, только не прозевай, начальник. Баул его крови захочет...
– Не тебе учить...
В это время зазвонил телефон. На проводе следователь прокуратуры Малютин. Скользкий типчик. Такому Баула поручить – на корню завалить дело. Костьми ляжет, но не даст его на растерзание суду... Может, именно поэтому на него возложили это дело. Поняли там, наверху, к кому нити тянутся...
Но Михайлов сломает противодействие тех, кто пляшет под дудку Баула. И Граф ему поможет в этом. Вор устранит своего соперника, а Михайлов получит подполковника и повышение по службе...
– Лады... Да, тебе, начальник, еще и «бабки» причитаются. Если Баул к хозяину загремит, получишь двадцать штук баксов...
«Бабки» никогда не помешают. Но сейчас не тот случай...
– Запомни, урка, я сам знаю, у кого и что брать! – грубо оборвал Алычу майор. – Можешь засунуть свои «бабки» в одно место. Понял?
– Да ты чего, начальник, в натуре? – покосился на него «помощник». – Не берешь «бабки», так и скажи. А то сразу на уши давить...
– Все, свободен...
Михайлов откинулся на стуле, давая понять, что разговор окончен. Он хозяин в своем кабинете, а не этот урка. И последнее слово всегда останется за ним...
* * *
Леон просидел в камере предварительного заключения до вечера. И никто его почему-то не торопился вызывать на допрос. Как будто забыли о нем. Правда, адвокат утром заглянул. Изобразил умную рожу, пообещал уладить вопрос и слинял. Хорошо, про брата пару слов сказал. Жив Иван, операцию ему сделали, пулю вытащили, в реанимации сейчас. Врачи обещают выздоровление...
За Леоном пришли в шестом часу. Повели в кабинет к операм районной «уголовки». Дальше или отпустят, или в изолятор засадят.
В кабинете находились двое. Мент в гражданке и адвокат.
– Присаживайся, Булатников, – лениво посмотрел на него опер и кивком головы указал на стул.
Леон пожал плечами и сел.
– Закуривай, – небрежным жестом мент придвинул к нему пачку «ЛМ».
– Не курю...
Из трех стандартных мужских удовольствий Леон признавал только два: водку и баб. И то в меру. А вот сигареты на дух не переносил.
– Ах да, ты же у нас спортсмен...
– Да, черный пояс по карате... – заелозил перед ментом адвокат. – Ветеран афганской войны, две боевые награды...
Вот жук навозный, нашел, о чем говорить...
– Ага, и за мохнатый сейф «Знак Почета»... – глумливо ухмыльнулся опер. – На зоне поди тоже подвиги совершал, а?
– А это никого не гребет, – набычившись, буркнул Леон и неприязненно глянул на адвоката.
Кто его за язык тянул?
– Ты же спортсмен, «афганец», ордена имеешь, заслуженный, можно сказать, человек. А в бандиты подался. Нехорошо... – осуждающе посмотрел на него мент.
Он еще и моралист, оказывается...
– А на зону на четыре с половиной года закатали не за хрен, – вскинулся Леон. – Это хорошо?
– Не за хрен. А за то, куда этот хрен суют...
– Подстава это была. Вы, менты, даже разбираться толком не стали. Вам бы человека за «решки» закатать, план выполнить. Дерьмо ваша мораль...
– А твоя не дерьмо?..
– Значит, нет... Ты мне, начальник, предъяву клей или отпускай. Некогда мне тут с тобой базлы тереть...
Леон исподлобья глянул на мента.
Зря он так. Менту в его положении грубить нельзя. Сильный козырь у него в руках: незаконное хранение оружия и неснятая судимость. Но Леон не мог сдержаться. Слишком много опер на себя берет. Спец по морали хренов...
– Смотри, какой крутой, – не зло, но с осуждением посмотрел на него тот. – Предъяву ему... Будет тебе предъява... Вы, гражданин Булатников, человека убили...
– Гражданин Булатников действовал в пределах допустимой самообороны, – мгновенно среагировал адвокат. – Это будет доказано в суде...
Мент посмотрел на него, как на назойливую муху.
– А пистолет?.. У гражданина Булатникова есть разрешение на ношение огнестрельного оружия?..
– А я ствол в коридоре больницы нашел. – Леон смело посмотрел оперу в глаза. – Иду к брату, а он лежит себе. Ну я и взял... Честное слово, собирался в милицию отнести...
– Но милиция сама до тебя добралась... Ладно, Булатников, заканчивай цирк... Собирай свои манатки и катись отсюда к чертовой матери!
Леону показалось, что он ослышался. Не может его мент так быстро отпустить...
– Не понял...
Адвокат вмиг сунул ему под нос какую-то бумагу. Ага, прокурорское постановление об освобождении из-под стражи. А к чему тогда этот треп с ментом?..
– Свободен, говорю. – Опер, казалось, утратил к нему всякий интерес.
А у самого ведь муторно на душе. Из-под носа жертву вырвали...
На улице Леона и адвоката поджидали две машины. Джип «Чероки» и «девятка». Вагонетка, Будильник, Кот, Мизинец. Стоят возле тачек, радость изображают.
Первым к Леону подошел Вагонетка. Крепко пожал руку, полез обниматься, потерся щекой о щеку. Как же, отец родной сына из ментовского заточения встречает. Но все это рисовка. Не ощутил Леон искренности в поведении «бригадира». И Будильник тоже фальшивит. Обнимает, а сам глазами зыркает – как будто зеркало ищет, на себя со стороны глянуть хочет.
– Я своих пацанов в обиду не даю, – с пафосом сказал Вагонетка и демонстративно посмотрел на адвоката. – У меня тут все схвачено...
У него все схвачено или у кого-то другого, но без влиятельного вмешательства со стороны Леону вряд ли бы от ментов отвертеться удалось. От убийства он бы еще отмазался, а от ствола нет. Года на три бы закатали.
– А как Балык?
– Все путем, отмазали по всем статьям... – поспешил вставить слово Будильник. – Только в больничке недельку посохнет...
– Обмыть надо твое освобождение, – сказал Вагонетка.
– Так вроде сухой закон...
– Немного можно. Так что с тебя причитается...
– Да без проблем...
– И «бабки» тебе по теме подвалили...
– Какие «бабки»?
– Премия... От Графа... Пять штук баксов. – Вагонетка протянул ему банковскую упаковку, завернутую в газету.
– С каких это хренов?
– Зверя вы с Балыком в больничке вчера козырного завалили... Граф доволен...