Он уже знал про наркотики. Только за это ее непутевую подружку стоило утопить в бухте. Но пока с этим не спешили. Вот если Настя не замолвит за нее словечко.
– И ты...
Кирилл Дмитриевич осекся, глянув на Харитона. Тот, конечно, в курсе, но не стоит отчитывать Настю в его присутствии. Да и во дворе лучше долго не светиться.
– Пошли в дом.
– Вот только морали мне читать не надо!
Настя обогнала его, бегом поднялась на второй этаж и закрылась в своих владениях. Там и спальня у нее, и комната для занятий; ванная и туалет – само собой. Теперь ее оттуда и газом не выкуришь. Каховцеву ничего не оставалось, как позвать к себе Харитона.
Кирилл Дмитриевич расположился в одном кресле, а ему указал на другое, но тот остался стоять. Каховцев настаивать не стал.
– Что за чмо с ней было? – грубо спросил он.
Харитон вжал голову в плечи, как будто он сам провел ночь с Настей.
– Это вы верно заметили, Кирилл Дмитриевич, натуральное чмо. В халате, как баба, не лицо, а рожа...
– В халате?! – скривился он.
– Ну, банный такой халат...
– Настя в чем была, когда вы зашли?
– Ну, в джинсах... Но вроде бы в постель собиралась.
– Ты мне прямо скажи, было у них что-то или нет?
Харитон замялся:
– Ну, они рано из клуба ушли, во втором часу. И сразу к нему. Пока мы таксиста нашли, пока соседей обошли, пока до них добрались... Десятый час утра уже был.
– Выходит, вместе они провели восемь часов.
Каховцев сжал кулаки до треска в суставах. За восемь часов мир можно перевернуть. А Настя еще и под кайфом была. И какой-то мерзавец воспользовался этим.
– Куда ты эту гниду дел? Где он? В багажнике?
– Нет, – растерялся Харитон. – Дома у себя остался.
– Почему? – яростно сверкнул взглядом Каховцев.
– Ну, Настя сказала, чтобы мы его не трогали. Она домой ехать не хотела, а как ее насильно увезешь? Ну, она сказала, что поедет с нами, если мы Марка трогать не будем. Она ему позвонить может, узнать, что с ним. – Харитон умоляюще смотрел на босса. – Но мы сейчас можем к нему поехать. В багажник так в багажник...
– Ладно, давай к этому, как там его?
– Марк. Она его Марком называла.
– Плевать, как его зовут, – с омерзением скривился Каховцев. – В общем, давай к нему. Но трогать не надо. Под наблюдение его возьми.
– Все уже сделано, Кирилл Дмитриевич. Смотрят уже за ним.
– Значит, усиль наблюдение. Ты еще здесь?
Харитон убрался, и Каховцев сразу же связался с Тимуром.
– Да, Кир.
Тимур был одним из немногих людей в его окружении, кто мог обращаться к нему на «ты» и только по имени, тем более в сокращенной форме.
– Как настроение?
– Боевое, – голосом, лишенным каких-либо эмоций, отозвался тот.
Тимур в силу своей профессии всегда держал себя в отменной физической форме, но за последнее время оброс, так сказать, житейским жирком – бизнес у него свой собственный, семья, дом, хозяйство, личная жизнь. Но это нисколько не мешало ему заниматься основным своим делом. Он был доступен для Каховцева в любое время дня и ночи.
– Зря мы с «Эскориалом» связались, – поморщился Кирилл Дмитриевич. – Погорячились.
– Может быть. Но я ни о чем не жалею. Ты сказал, я сделал, всего-то делов...
– Ну да, ну да... Настя в это время с одним типом была.
– Я в курсе.
– Поговорить бы с ним. Кто такой, откуда. Может, подставной какой-то. Я бы Сокола озадачил, но ты сам знаешь, какая сейчас обстановка, у него людей не хватает.
– Я все понял, Кир. Лично займусь.
– Только это, без перегибов. Если Настя, тьфу-тьфу, влюбилась, она может нас не понять.
– Если влюбилась – дело житейское. А если такое дело, то тут надо аккуратно. Я тебя понял, Кир. Считай, что я уже в пути.
Удивительным образом Тимур сочетал в себе две черты характера – необычайную жестокость и мягкий нрав. Он мог искренне поговорить с человеком по душам, а мог хладнокровно пустить ему пулю в лоб. Все зависело от ситуации. И если Каховцев настроил его на мирный лад, то Настиному избраннику повезло.
Марк не мог поверить своим глазам. На лестничной площадке стоял и улыбался Тимур Сергеевич, бывший учитель физкультуры.
Разглядывая его в дверной глазок, Марк невольно протер глаза, думая, что ему померещилось. Но Тимур Сергеевич никуда не делся, и он открыл ему дверь.
Может, он по соседству живет, может, Марк затапливает его квартиру... Но тогда почему бывший физрук улыбается? И одет он не по-домашнему – на нем дорогой костюм. Да и вообще, Тимур Сергеевич как-то изменился: вид у него стал холеный. Только взгляд прежний: добродушный, но при этом пристальный, оценивающий. И улыбался он со снисходительной иронией. Да, Журыгин узнал Марка.
– Марк! Ну конечно же, Марк!
Он развел руки, но не спешил заключать в объятия своего бывшего ученика. Да и не собирался, похоже. Не тот случай.
– Марк Груша!
– Грушин, – поправил его Марк. – Теперь Грушин.
– Фамилию сменил?
– Ну, скажем так, подкорректировал.
– Я смотрю, ты изменился, Марк. Совсем уже взрослый. Где брюшко? Где хилые плечи? Может, в дом пустишь, а?
– Ну да, конечно, – засуетился Марк.
Встреча с прошлым всколыхнула неприятные впечатления, подняло на поверхность старые обиды и недовольство самим собой. Он снова почувствовал себя виноватым за то, что так и не оправдал доверия, возложенного на него Тимуром Сергеевичем, не пришел к нему на занятия. И все из-за Бугаря. Не пустил Вася его тогда на самбо.
Марк живо вдруг вспомнил, как Бугарь на пару с Костей Хазаровым подняли его на руки, раздвинули ноги и с разгона ударили промежностью о фонарный столб. Марк потом целую неделю ходил на полусогнутых. Как Бугарь макнул его головой в унитаз. Как он же вместе с Игорем Битюком сбросил его на клумбу со второго этажа. Как заставлял он изо дня в день после занятий мыть полы в классе...
Четырнадцать лет было Марку, когда он оказался под пятой Бугаря. Он так надеялся, что Вася поступит в техникум после девятого класса, но тот остался в школе до самого выпуска. В десятом классе он, правда, уже не так унижал Марка, как прежде, но все равно доставалось. И в старших классах Марка не считали за человека. Бугарь к 11-му классу почти оставил его в покое, зато девчонки иначе как чушком его и не называли. И одноклассники презирали его. Да что там, даже девятиклассники считали своим долгом пнуть его под зад... Вот такие были у него воспоминания о школе.