— Каким образом тебе удалось открыть его подлинное имя? — Стратиг отвернулся к окну. — Почему он тебе открылся?
— Я показал ему картины Константина Васильева, — сказал Русинов. — Авега был возбуждён… И упомянул «сокровища Вар-Вар».
— Кто подсказал тебе? Кто посоветовал это сделать?
— Никто. Я сам пришёл к этой мысли.
Стратиг поправил на плечах доху и сел к камину в тронное кресло. Русинов оставался у порога.
— Изгои после этого заметили тебя, предложили работу?
— Да, это определило мою судьбу…
— Ты был доволен ею?
— Несколько лет был доволен…
Он снова взглянул из-за плеча.
— А ты сам не мог прийти к мысли, что соприкоснулся с миром, который не можешь понять и объяснить? Тебя не одолевали сомнения? Душа твоя не протестовала? Не возникало чувство, что совершаешь неправедное дело, что приносишь вред?
— Я был слепым, как все изгои, — признался Русинов. — Довлела страсть к поиску. Хотел объяснить необъяснимое…
— Страсть к поиску, — проворчал Стратиг, грея руки у камина. — Весь мир одержим лишь страстью… Кто вселил эту болезнь? Кто свёл с ума человечество?.. Надеюсь, теперь ты осознал, что это дурная болезнь, приводящая к слепоте разума и сердца?
— Да, Стратиг…
— А осознал ли ты, Мамонт, что погубил художника, Авегу и, наконец, Страгу Севера? — медленно проговорил он.
Русинов ощутил внутренний протест против такого обвинения: по крайней мере, Страга погиб из-за того, что Русинов притащил за собой к заповедному камню бандитов генерала Тарасова. В остальных случаях его вина всё-таки была косвенной…
Но ответил покорно:
— Осознал.
Стратиг сделал длинную паузу, нахохлившись в своём троне, как дремлющий орёл.
— Ты искал золото… По моей воле тебе показали металл, и ты дал слово покинуть Урал. Почему же ты нарушил свою клятву?
— Мне стало ясно, что истинные «сокровища Вар-Вар» — не золото и алмазы.
— Кто тебе подсказал это?
— Никто.
— Ты пришёл сам к такой мысли?
— Да, Стратиг. Было бы слишком просто, если бы суть «сокровищ Вар-Вар» заключалась в драгоценностях. Я понял, что ты брал слово, чтобы избавиться от изгоя. И ты прав: изгой, одержимый страстью, может принести только вред. Это дурак.
— Это не всегда дурак, — заметил Стратиг. — Кощеи — тот же страстный и истеричный изгой, но владеющий рассудком… И всё-таки ты искал золото?
— Я жил в мире изгоев и искал то, что ищут все, — ответил Русинов. — И когда нашёл — почувствовал отвращение к этому металлу. Я словно заболел. Казалось, жизнь кончилась… Меня утешало лишь то, что я видел изделия из золота, принадлежащие высочайшей культуре. Культуре, которая презирала, попирала ногами материальные сокровища. Значит, у неё были другие ценности…
— Простая логика, — задумчиво проронил Стратиг и указал на кресло с другой стороны камина. — Садись, Мамонт.
Русинов поправил медвежью шкуру на спинке и сел. Кажется, допрос закончился.
— Должно быть, ты понимаешь, что обязан понести суровое наказание, — глядя в огонь, сказал Стратиг. — Изгой, хотя бы приблизившийся к тайне «сокровищ Вар-Вар», либо должен умереть, либо стать безумцем. Тысячу лет назад нас не случайно называли варварами. Мы мстили за каждую попытку изгоев отыскать золотое руно. И я бы покарал тебя, Мамонт. Если тебе удалось выбраться из Кошгары, нашёл бы другую ловушку… Но не могу покарать, не имею силы, потому что тебя… Ты избран Валькирией.
Он замолчал, исполненный тяжёлым гневом, но не выказывал своего бессилия. В сравнении с Ольгой он казался титаном, всемогущим властителем судеб, однако и перед ним стоял непреодолимый барьер в виде женской воли. Похоже, здесь сталкивалась космическая предопределённость мужского и женского начала, их единство и противоположность.
Через минуту он справился со своими чувствами, стал рассудительным и справедливым.
— Женщине открыт космос, и потому только она имеет право выбора. Так устроен мир, и огорчаться бессмысленно. Ты себе хорошо представляешь, Мамонт: это ровным счётом ничего не значит. Мы живём на земле и повинуемся голосу разума.
В это время на одном из кресел зазвонил невидимый телефон. Стратиг выждал и недовольно пошёл к столу. Скинул волчью шкуру с кресла, взял трубку.
— Слушаю!.. Нет, мы можем принять лишь три экскурсии в день. У нас до сих пор не дали отопления, в залах очень холодно, и экскурсоводы отказываются работать… Мне наплевать на валюту. Три, и не больше!
Он бросил трубку и брезгливо выдернул шнур из розетки.
— Конечно, жаль, — сказал он сам себе, — нужно показывать людям забытые вещи… На меня обижаются, говорят, я всё время хочу разрушить гармонию и изменить чью-то судьбу. Это же несправедливо! Даже если бы я захотел, ничего бы не изменил… Надеюсь, Мамонт, ты так не думаешь?
— Нет, Стратиг, — заверил Русинов. — Я согласен: чужую судьбу никто не может изменить.
— Ты уверен? — Он перекосил брови. — А Валькирии? Разве твоя судьба не изменилась?.. Да оставим это.
Он положил три берёзовых полешка в огонь, голой рукой забросил вылетевшие из камина горящие угольки, а один, самый яркий, положил на ладонь и задумчиво подул на него.
— Теперь слушай, зачем я позвал тебя, — сказал Стратиг непререкаемым тоном. — Ты специалист по поиску… кладов. Твоя профессия очень странная и напоминает обыкновенное воровство… Но сейчас я говорю не о моральной стороне дела. Тем более что не хочу пускаться в дискуссии. Некоторые твои способности могут послужить сегодня во благо. Четыре года назад мы потеряли контроль над золотым запасом России. В этот же период официальные власти заявили, что в казне осталось двести сорок тонн золота. Куда исчезла тысяча? Что это значит, я думаю, ты догадываешься. В очередной раз российские сокровища перетекут в банки Запада и Востока, оживят их экономику и усилят вращательный момент горизонтали. Вертикаль же — север — юг будет испытывать мощный дисбаланс; а значит, упадок жизненного уровня и, как следствие, нравственную деградацию.
Стратиг перекинул уголёк с ладони на ладонь, затем бросил его в камин.
— В двадцатых годах нам удалось сдержать натиск горизонтали, — продолжал он, расхаживая по залу и создавая ветер. — Тогда мы устроили примитивный экономический кризис и изъяли большую часть золота, вывезенного из России. Но это не метод борьбы. В конечном итоге от кризиса пострадали родственные нам народы. Получилось, что мы сами возбудили нездоровый интерес к наживе, к жажде материальных благ в ущерб духовным. Кроме того, всякий кризис не обнажает уродство кощеев, напротив, скрадывает его, отрицательные качества становятся привлекательными для тёмных изгоев. В результате появились два монстра, столкнувшие родственные народы в дикой войне. Тогда мы выступили на стороне России. Гитлер своим явлением порочил Северную цивилизацию, по сути, уничтожал её, отвращал народы от самой идеи арийского братства. Когда мы остановили его на севере, он двинулся на юг. Этот кощей знал пути, но потому он и был предсказуем…