— Я отомщу за Валькирию! — вслух сказал Мамонт, увлечённый размышлениями, но Дара не услышала. Откинувшись на спинку сиденья с подголовником, она спала, и лицо её отчего-то было печальным. Он медленно остановил машину в самом начале улицы Рокотова и облокотился на руль. Он хотел дать ей поспать, а заодно и подремать самому — время позволяло, но едва выключил двигатель, как Дара встрепенулась:
— Прости, я заснула!
— Когда ты спишь, от тебя исходит печальное очарование, — признался Мамонт. — Думал о Валькирии, а смотрел на тебя.
— Это скоро пройдёт, — пообещала она. — Я помогу тебе.
К дому номер семь они подходили дворами, держась поближе к стенам. Автофургон стоял на прежнем месте перед детской площадкой, заслонённой деревьями. Запчасти и инструменты были по-хозяйски убраны, двигатель накрыт капотом и куском брезента. Мамонт рассчитывал, что в ночное время на посту может находиться не более двух человек: трём в «морозильнике» было бы тесновато.
Он хорошо представлял, какие чувства могут испытывать наблюдатели, когда объект за окнами квартиры развлекается с дамой. Независимо от их подготовки и профессионализма, в подсознание забивается совершенно определённый сигнал, некий звуковой ряд, возбуждающий страсть более сильную, чем вид обнажённой женщины. Нечто подобное Мамонт только что испытал, глядя на спящую Дару…
Скорее всего, из автофургона просматривалась вся окружающая территория, и входить в зону видимости было преждевременно. Тем более не исключено, что ещё один наблюдатель стоит где-нибудь на лестничной площадке в подъезде дома. Площадь между домами, высвеченная двумя неяркими фонарями на детской площадке да несколькими лампочками у подъездов, была совершенно безлюдной.
— Мне нужно выманить человека из автофургона, — сказал Мамонт. — Но после того, как я подъеду и поставлю машину возле него.
— Хорошо, я выйду вон оттуда, — Дара указала на освещённый подъезд. — Мне будет душно, жарко и одиноко.
— Продержи его пять минут, затем садись в машину.
— А если не отвяжется? — усмехнулась она. — И мне так одиноко…
— Я отвяжу!
Дара ушла с какой-то странной, легкомысленной улыбкой и, обернувшись на углу, помахала рукой. Обходным путём Мамонт вернулся к машине, не скрываясь, открыто въехал во двор и остановился около автофургона. Он запер дверцы, вернее, сделал вид, что запирает, обошёл машину, с тоской посмотрел на вдавленный капот и не спеша направился в подъезд близлежащего дома. Неосвещённый стеклянный фонарь подъезда был очень удобным местом для наблюдения. В пятнадцати метрах отчётливо видны задние дверцы фургона, за детской площадкой — окна квартиры номер тридцать пять, тёмные и безжизненные, а правее — подъезд, куда вошла Дара.
Прошло минут десять, прежде чем на крыльце появилась Дара. Она грациозно встряхнула волосы и, медленно спустившись по ступеням, встала на детской площадке, чуть в стороне от жёлтого фонаря, мерцающего среди ветвей. Стремительным рывком она скинула плащ и осталась в одном купальнике. Мамонт затаил дыхание: для того чтобы выманить сатанеющих от тоски парней из автофургона, это было слишком…
А Дара сделала пробежку по площадке, едва касаясь земли, потом вскочила на скамейку и стала танцевать. Это было что-то среднее между цыганским и индийским танцем. Её смуглое тело светилось в золотистом ореоле, искрились летающие чёрные волосы и взвивались к небу тонкие, гибкие руки. Незримым движением она подхватывала листья со скамейки, и над головой распускала жёлтый, блестящий фейерверк.
Она напоминала золотую танцующую змейку…
Мамонт непроизвольно любовался ею, но смотрел вполглаза, не оставляя без внимания дверцы фургона. Похоже, Дара дразнила напрасно: пингвины на створках тупо пялились друг на друга, и закрадывалось подозрение, что за ними никого нет. Мамонт тихо выбрался из подъезда и стал возле автофургона, приложив ладони к его стенке. Любое движение внутри обязательно бы отдалось на металлическом корпусе, однако кроме лёгкой и едва уловимой вибрации, он ничего не почувствовал — похоже, там работал вентилятор. И вдруг откуда-то сбоку пахнуло табачным дымом! Мамонт не курил уже больше месяца и этот запах улавливал мгновенно. Он сделал два шага к подножке автомобиля и заметил на лобовой части фургона, возле морозильного агрегата, небольшой тёмный круг вентиляционного окна. Вот почему не было листьев на компрессоре! Их просто сдувало, когда включали вентилятор. И дымом сейчас несло оттуда…
На посту не дремали, но сидели не шелохнувшись! Весь замысел Мамонта проникнуть в автофургон рушился на глазах. Пора было заканчивать этот концерт и уезжать отсюда: парни попались стойкие. Либо не видели, что для них танцуют! Дара попросту переборщила со своим искусством… И вдруг Мамонт услышал отчётливый голос:
— Бегом на место!
Звук доносился сверху, из вентиляционного окна. Затем послышался лёгкий щелчок возле двери, и корпус фургона чуть колыхнулся на рессорах. Мамонт выглянул из-за переднего крыла и замер: возле Дары стоял Кристофер Фрич! Он узнал его мгновенно и понял, отчего в фургоне поднялась тревога. Тем временем дверь приоткрылась, кто-то спустился на землю, и по асфальту возле дома побежала размытая тень.
Дара была в расстёгнутом плаще и всё ещё пританцовывала, держа руки в карманах и двигаясь взад-вперёд. Кристофер что-то тихо говорил ей, а она дразнила его! Он пытался взять её под руку, но Дара ловко уворачивалась и тем самым завлекала, будоражила иностранца, хотя могла отвести ему глаза и исчезнуть, как она умела делать. Это уже была полная самодеятельность с непредсказуемыми последствиями. Хорошо, что Кристофер оказался здесь и, видимо, отлёживался один, без подруги, потому и выскочил на приманку вместо наблюдателей из автофургона. Впрочем, этот гиперсексуальный наследник управлялся и с четырьмя девушками одновременно. А что, если Дара сейчас уйдёт с ним?!..
Ещё одним неосторожным и непродуманным действием можно было испортить всё окончательно. В любом случае Кристофера нельзя было упускать! Но и позволить Даре уйти с ним — тоже…
Это была не ревность, а какое-то мрачное недовольство, готовое обратиться в презрение. Он понимал, что не имеет права на такие чувства, что все это условности, пережитки, страсть изгоя, когда необходимо с холодной головой и полной бесстрастностью не позволить, а заставить Дару выполнить свой урок. Она бы вытряхнула из Кристофера всё, что необходимо. Когда Стратиг обещал прислать ему «жену», объяснял, для каких целей это нужно, и толковал об основном способе управления человеком в обществе изгоев, Мамонт воспринял всё как-то отвлечённо, обезличенно и был согласен, что без «постельной разведки» ему не обойтись. Но стоило появиться Даре, стоило увидеть её в конкретном, реальном образе, как сразу же встал непреодолимый барьер.
Стратиг мог изменить его судьбу, заставить выполнять чужой урок, но не в силах был изменить его природу.
Не таясь, Мамонт сел в машину, запустил мотор и выехал к подъезду, из которого выходила Дара. Это был для неё выразительный сигнал-команда. Она поняла, однако оставлять Кристофера не спешила. Он держал её под руку и что-то говорил на ухо — Дара заливисто смеялась. Наконец поцеловала его в щёку, помахала рукой и побежала к машине.