«Мерседес» ждал его напротив крыльца. В машину он должен был сесть на виду у предполагаемого вражеского наблюдателя. Возможно, из космоса.
На этот раз ему не пришлось принуждать водителя к тому, чтобы тот открыл ему дверь. Такая угодливость входила в сценарий, созданный господином Перекатовым. К тому же, как заметил Аркадий, парень помог сесть ему в машину не без желания со своей стороны. И телохранители смотрели на него без вчерашнего пренебрежения. Более того, он чувствовал исходящее от них уважение. Возможно, они были в курсе его вчерашнего разговора с Ариной. Если в его комнате и не было шпионской техники, то, скорее всего, видеокамеры находились в холле, куда она от него вышла. А выходила она в гневе. И еще, как утверждает Ольга, Арина рвала и метала. В общем, охранники могли знать, что между Аркадием и хозяйкой дома вышел скандал. Но в таком случае об инциденте мог узнать и сам Сергей Михайлович.
Дорога до офиса отняла два часа. Водитель порой выезжал на разделительную полосу, чтобы обойти пробки, иногда ехал по самой обочине, но все равно дорога отняла время. Впрочем, Аркадий ничуть не расстраивался. Он же не бизнесмен, чтобы спешить на сделку, срыв которой чреват потерей в деньгах. И начальство не сделает ему выговор за опоздание, потому в этом его вины нет, а все шишки посыплются на водителя. Неважно, где он находится, в особняке, в дороге, в офисе, ставка у него фиксированная – двести рублей в час без учета времени суток и календарной недели. А говоря проще, солдат спит – служба идет…
Но выговор все же он получил. Перекатов появился в офисе лишь после обеда, но первым делом вызвал к себе Аркадия.
Не поднимаясь с кресла, он исподлобья глянул на Одинцова и пальцем, как нашкодившую собаку, подозвал к себе. И на приветствие не ответил, и руки не подал.
– Угадай, кто на тебя жалуется?
Аркадий ответил не сразу. Глупо на его месте было изображать из себя величину, но и ничтожеством перед лицом Перекатова он быть не хотел.
– Арина, – сказал он, без страха глядя на своего босса.
– Угадал… Зачем ты ее обманул? – сурово спросил Перекатов.
От него веяло холодом, и Аркадий почувствовал, что замерзает. Но при этом он даже не поежился.
– В каком смысле?
– В прямом. В самом что ни на есть прямом. Ты обманул не только ее. Ты обманул и меня. Ты ей сказал, что ты – Перекатов. А это не так. Зачем ты это сказал? Ты хочешь быть мною?
– Нет.
– Врешь. Я – без пяти минут миллиардер. У меня четыре особняка в Москве, три – за границей, у меня акций на шестьсот миллионов!.. И тебе это не нужно?
Аркадий промолчал. Ему не нужны особняки в Москве и за границей, но ведь не поверят. А скажешь, что нужно, получишь обвинение в стяжательстве и станешь опасным для Перекатова.
– Чего молчишь? – успокаиваясь, спросил Сергей Михайлович.
– Я думал, вопрос риторический, – пожал плечами Одинцов.
– Может, и риторический, – кивнул Перекатов. – Ясно же, что на моем месте хотел бы оказаться любой.
– Даже Абрамович?
Сергей Михайлович сделал вид, что не услышал вопрос. Но завистливый огонек, мелькнувший в его глазах, все же выдал его страстное желание поскорей вступить в клуб долларовых миллиардеров.
– И ты не думай, что тебе удастся занять мое место! – жестко отчеканил он. – Поверь, я на этот счет перестраховался!
– Нисколько не сомневаюсь.
– Вот и хорошо… А может, ты соврал Арине, чтобы затащить ее в постель? – хищно сощурился Перекатов.
– Не понял, – нахмурил брови Одинцов.
– А чего тут понимать? Арина может лечь только со мной, поэтому ты и попытался влезть в мою шкуру.
– Это не так.
– А она говорит, что так!.. А ведь она почти поверила тебе. Она сказала, что играл ты очень убедительно…
Аркадий саркастически усмехнулся. Что у мужчин есть способность переделывать правду в ложный вымысел, что у женщин, но последние делают это с особым изяществом, и эмоциональные краски у них более яркие. Особенно таким искусством славятся стервы вроде Арины. Как ловко она все повернула! Оказывается, он хотел стать Перекатовым, чтобы и состоянием завладеть, и с ней самой переспать. Много ума на такой оговор не нужно, но попробуй теперь отмойся.
– Если она сказала, значит, так и было. Мне вы все равно не поверите.
– Ну почему же не поверю? Может, и поверю, – пристально смотрел на него Перекатов. – Ты говори, оправдывайся, глядишь, поверю.
– Не было ничего.
– Неубедительно.
– Вот о том и речь… Если вам что-то не нравится, вы можете меня уволить, плакать не буду.
– Ты это серьезно? – изумленно повел бровью Перекатов. – Ты считаешь, что я могу так просто взять и уволить тебя?
Он медленно поднялся со своего кресла, подошел к пальме в кадке, что возвышалась в углу за спиной Аркадия, взял пульверизатор, прыснул водой на листья. И только тогда продолжил, не глядя на собеседника.
– Я могу холить тебя и лелеять, как этот хамеропс. – Он бережно провел рукой по сизовато-зеленому веерному листу с глубоким рассечением. – А могу и срезать.
Перекатов изобразил пальцами ножницы и сделал движение, будто собирался срезать лист. – Раз, и ты годишься только на компост… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Вы мне угрожаете?
– Да, я тебе угрожаю… Ты нашел хорошую работу. Ничего не делаешь, но много зарабатываешь, плюс полный пансион. Но ты же не думаешь, что все так просто… Ты – мой двойник, ты знаешь мой стиль поведения. Ты же не думаешь, что я могу тебя так просто взять и уволить. Ты можешь воспользоваться своей внешностью и знаниями… Кто-то может этим воспользоваться… Я имею представление, к чему все это может привести. Потому ты должен понимать, что я не могу тебя отпустить. Я могу только опустить. Под землю. Метра на три-четыре, чтобы ни одна собака не докопалась. Ты меня понимаешь?
Одинцов насупленно молчал. Он понимал, что Перекатов угрожал ему смертью, но не знал, чем ответить на это. Смешно говорить, что это его не пугает. И еще глупей было бы принять вызов и заявить, что на один удар он способен ответить двумя. Может, и способен, но доказывать это нужно не словом, а делом. Но какое может быть дело, если Перекатов лишь стращает его? Рано становиться в позу, поэтому и смешно.
– Пойми, Аркадий, все очень серьезно, – возвращаясь на место, сказал Сергей Михайлович. – Мне угрожают, я угрожаю. Меня хотят убить, и я готов расправиться с каждым, кто против меня. Есть такой философский закон – бытие определяет сознание. Увы, но это так… Против меня задействованы большие силы, и я вынужден обороняться такими же большими силами. Я трачу на это большие деньги. И не только деньги. Приходится жертвовать и жизнями…
– Чужими жизнями, – насмешливо скривил губы Одинцов.