– Слышь, ты чего стоишь, как тополь на Плющихе? – гнусавым, но бодрым голосом спросил парень с хищно оттопыренной верхней губой. Во рту тускло блеснула золотая фикса.

– Что, стояк напал? – гоготнул мужик с узким и сильно вытянутым вперед лицом. Засаленные космы волос, копоть на оттопыренном ухе, глаза рыбьи, белесые, взгляд неприятный, мутный.

Они сидели на нижнем ярусе нар, подобрав под себя ноги. Фиксатый тасовал карты, рыбоглазый курил, пуская дым в сторону Спартака.

– Слышь, Бузулук, смотри, какой макинтош на нем! – Фиксатый отложил в сторону карты, вихлястой походкой подошел к Спартаку, обошел его по кругу, шмыгнул носом. – И одеколонами благоухает!

Спартак и сам не знал, зачем надел костюм, ведь у него сегодня не намечалось деловых встреч. Может, потому, что день сегодня, можно сказать, праздничный? Вот и приоделся. Дорогой костюм, черная рубашка из натурального шелка с воротником-стойкой, начищенные до блеска туфли и одеколон французский с терпким мужским запахом.

– А может, духами? Женскими? – в глумливой ухмылке скривил губы рыбоглазый Бузулук. – Слышь, если ты такой весь чистенький, может, у тебя и эти есть, ну, которые с крылышками?

– Есть. Ангелы с крылышками. Ангелы-хранители, – насмешливо ответил Спартак. – Витают где-то над головой. Так что ты лучше не нарывайся, а то настучат тебе мои ангелы, больно будет. И обидно. Не нарывайся, не надо.

– Смотри, Флюс, пряник разговорился! – вскочил со своего места Бузулук, хлопнул в ладоши и, пританцовывая, стукнул себя руками по груди.

– Я не пряник. Я – Спартак... Понимаю, братва, скучно вам здесь. И душно. И карта не идет. Только не надо меня шпынять, я этого не люблю.

– А что ты любишь? Может, девочек?

– Почему бы нет? – усмехнулся Спартак.

Не приходилось ему топтать зону, но и в дисбате хватало своих примочек, на которые не стоило вестись. Да и Гобой много рассказывал об арестантских порядках. От тюрьмы Спартак не зарекался, потому слушал его внимательно, запоминал. А еще Гобой прочитал целую лекцию после того, как узнал, что Ростом короновал его. Его речь больше походила на нотацию, но в ней было и много полезного.

Спартак целовал женщин в губы, и ничего в том предосудительного не видел. Но в неволе об этом говорить нельзя. Логика здесь тупая, но непробиваемая. Бабы за щеку берут, и если мужик ее поцеловал, значит, он осквернился, зашкварился, и среди нормальных арестантов ему не место. В петушатник его, чтобы воздух не портил.

Спартак сел на свободные нары, плечом прислонившись к железной стойке.

– Слушай, ты чо, борзый? – не унимался Бузулук.

– Ну да, – невозмутимо кивнул Спартак.

– Кто тебе сесть разрешал?

– Менты. Садись, говорят, дорогой!

– Здесь у меня спрашивать надо, понял?

Спартак разочарованно посмотрел на арестанта и неожиданно ударил его кулаком под дых. Резко, точно, на вдохе, хотя и не в полную силу. Впрочем, Бузулуку хватило и этого. Хрюкнув, он сложился пополам, со стоном опустился на колени и рухнул на спину.

– Эй, я не понял! – ошалело уставился на Спартака фиксатый.

– Подходи, объясню.

– Ты чо, думаешь, если руками махать можешь, то крутой? У нас тут это не канает! Мы с тебя по-любому спросим, – произнес Флюс.

– Давай спрашивай, – покрутил головой Спартак, разминая шею, расправил плечи и шагнул к фиксатому. Тот шарахнулся от него, вжимаясь спиной в дверь. – Ты еще с хаты ломанись! – ухмыльнулся он.

– Флюс никогда с хаты не ломился! – потрясенно смотрел на него фиксатый. – Я тебя ночью, падлу, на перо!

Спартак ударил его ногой, коротко и невысоко, по коленке. А когда Флюс перед ним склонился, ладонями ударил его по ушам. Флюс взвыл белугой, закрыл ладонями уши и повалился на бок. А Спартак, переступив через Бузулука, спокойно вернулся на место.

Ночь прошла без происшествий. Ни заточки у бакланов, ни боевого духа. Им бы только над слабыми глумиться, а крупная рыба им точно не по зубам. Утром он проснулся, умылся и заставил их навести порядок в камере. Чутье подсказывало ему, что сидеть придется долго, значит, надо всерьез отнестись к тюремному быту, приспособиться к нему. А еще лучше – прогнуть его под себя...

Глава 13

То ли следователь Дремов не уважал действующего президента, то ли был страстным охотником, но в кабинете у него вместо портрета главы государства висели лосиные рога. Когда он сидел, ничего смешного в этом не было, но когда встал, это украшение спроецировалось ему на голову, и Спартак едва сдержал улыбку. Рогоносец, блин...

Правда, у стола Дремов стоял недолго. Подошел к окну, дохнул из открытой форточки свежего воздуха, платком отер пот со лба. Тяжело ему жару переносить, тучный он.

– Неважны ваши дела, Спартак Евгеньевич, – с одышкой проговорил Дремов, возвращаясь к столу. И с опаской взглянул на сидящего в стороне адвоката.

Пацаны уже в курсе: и светило из адвокатской конторы наняли, и «грев» подогнали. На Спартаке трикотажные треники с эмблемой «Найк», футболка с длинными рукавами и капюшоном, а в камере вентиляторы крутятся – духоту разгоняют. Хотя картина в целом действительно неважная. И адвокат молчит, потому что нечего сказать. Есть потерпевший, есть состав преступления, есть показания свидетелей, и обвинение уже предъявлено. А без дела цеплять следователя глупо, с ним дружить надо, а не воевать, ведь от него тоже многое зависит.

– Удальцов до сих пор в коме, когда он из нее выйдет, неизвестно, и выйдет ли вообще. А если выйдет, может, инвалидом на всю жизнь останется. – Дремов посмотрел на подследственного в ожидании реакции, но Спартак молчал. А что тут говорить?

Зато адвокат молчать не стал:

– Игорь Антонович, вы же понимаете, что Спартак Евгеньевич ударил Удальцова в состоянии сильного душевного волнения. Удальцов злоупотребил своим служебным положением, без всяких объяснений набросившись на беззащитную женщину.

– Да, он ошибся, но ведь с каждым такое может случиться.

Спартак усмехнулся. Ничего себе, ошибочка – принять Юлю за Риту. Каким же идиотом нужно быть, чтобы без объяснений накинуться на нее?

Такая вот вышла петрушка. Робинзон отомстил за свое унижение, натравил ментов на Риту. Те целую операцию по ее задержанию разработали, только провели ее, на зависть всем придуркам, глупо. Нет, чтобы выяснить, с кем он имеет дело, Удальцов с ходу накинулся на Юлю, за что и схлопотал. На этом все и прекратилось, чем и воспользовался Мартын. Рита сейчас в безопасности; впрочем, Спартаку уже все равно.

Как чувствовал он, что вся эта история выйдет боком. И когда Мартын ее из «Витязя» привез, и когда к Робинзону ехал. Но с витязевскими вроде бы все обошлось, и в Тартарыни ничего не случилось. И тут раз – такая беда. Ни убивать его не собирались, ни калечить, а сухим из воды выйти никак не получается. Удальцов в коме, а ему сто девяносто первая статья светит. И сопротивление сотруднику милиции, и посягательство на его жизнь. Отягчающих обстоятельств нет, но и без этого срок солидный – от пяти до пятнадцати лет. Хорошо, если адвокат состояние аффекта сможет в дело вшить.