Что ни говори, а устроились они на природе с комфортом. Глушь лесная, река, солнечная полянка, две палатки с запасом провизии, охота, рыбалка. И баба под боком – симпатичная и безотказная. Она могла злиться, могла и обматерить, если что не так, словом, характер у нее был. Но слабый передок делал ее беззащитной как перед Роланом, так и перед Зубодером. И от групповушки она бы не отказалась. Шлюха, одним словом. Но именно такая баба и нужна была Ролану, чтобы чувствовать себя здесь как в санатории. Еще бы грузовик с консервами, сухарями, солью да сахаром, можно было хоть на зимовку оставаться, а может, и на годы. Землянку бы с Зубодером построили, Танька бы детей нарожала – не важно, от кого. Жили бы не тужили...
Не боялся Ролан Зубодера, не опасался удара в спину, поэтому заснул довольно быстро.
Проснулся, когда солнце стояло уже над макушками деревьев. Зубодер у костра, чистит рыбу, Татьяна рядом, что-то варит в котелке. Ни дать ни взять – идиллия. В палатке карабин, в железной коробке сто семнадцать патронов к нему, в любой момент можно пойти в лес и настрелять зверья. Но нет желания, и необходимости не наблюдается. На днях оленя завалили, часть мяса засолили, часть завялили. Припасов на много дней хватит. Лишь бы только егеря не нагрянули, у них оружие и, возможно, ориентировка на беглых зэков. А возвращаться в лагерь так не хотелось...
Ролан пошел к реке. Для начала хорошо размялся, затем разделся и голышом зашел в холодную воду. И здесь разминка – мощная, интенсивная, чтобы побыстрей согреться. В конце концов тело привыкло к холоду, возникло долгожданное ощущение комфорта. К этому времени к воде подошла и Татьяна. Спортивные штаны, привычная ветровка. На лице блудливая улыбка, в глазах обожание.
– Ко мне пойдешь? – спросил он.
Он был уверен, что женщина не решится присоединиться к нему. Разве что после обеда, когда вода станет немного теплей, чем утром. И то вряд ли... Но Татьяна вдруг стала раздеваться. С самым решительным видом избавилась от одежды, закрывая глаза от страха, ринулась в обжигающую воду.
– Ой, мамочки! – заверещала она.
Но все же она стерпела холод, не выскочила обратно на берег. Подплыла к Ролану, прижалась к нему всем телом.
– Так теплее, – сказала она.
Он чувствовал, как утихает дрожь в ее теле. Она действительно согревалась.
– С тобой хорошо, – сказала она.
Только что у нее зуб на зуб не попадал, но уже сейчас она говорила ровно и спокойно. Как будто в ванне с парным молоком находилась.
– И что дальше?
– С тобой хочу. А с Ленькой нет.
– Хочешь не хочешь, а надо. Договор у нас.
– Это у вас с ним договор, а у меня никто не спрашивает. Хожу как эстафетная палочка...
– Но тебе же нравится.
– С тобой да, с ним нет... Зачем он со мной так сегодня?.. И с тобой, зачем?.. Я же с тобой должна быть, а он как тот вор... Я знаю, у вас в зоне таких крысами называют. Это те, которые у своих крадут...
– Есть такое.
– Ты правильно сделал, что морду ему набил.
– Сам знаю.
– Не любишь ты его. Я же вижу, что не любишь. Не друг он тебе. Ты его всего лишь терпишь...
– Это мое личное дело.
– И личное горе... Давай уедем, а? У меня дом в деревеньке есть, от бабки остался, там сейчас никто не живет. Окна расколотим, печь затопим, жить будем, огород разведем, живность там. Со мной тебе хорошо будет, поверь, я ни с кем и никогда, только с тобой...
– И далеко эта деревенька?
– Нет, километров сто. Также на Каме, хорошие места – тебе понравится. И участкового там не бывает. Бабки одни остались, слепые уже все, глухие. А мы оживим с тобой эту деревеньку, детей нарожаем...
Татьяна еще молодая, слегка за тридцать. Симпатичная, в теле, с такой в самый раз в деревне жить, огород копать да в баньке париться. В тишине и в покое...
– Чего ж ты сразу про деревеньку-то не сказала?
– А боялась тебя... Сейчас не боюсь... Только если Ленька с нами, я никуда не поеду...
– Что же мне с ним делать?
– А это твое дело.
– Не убивать же.
– Да по мне, хоть убей, плакать не стану.
– Жестокая ты.
– А он Кольку убил.
– Ну, а я в Пашку стрелял.
– Это в прошлом все. Надо настоящим жить. Мне теперь обратно дороги нет...
Татьяна всерьез считала, что ею будет заниматься прокуратура. На орудии убийства ее отпечатки пальцев, с места преступления она скрылась – так что теперь она наверняка в розыске. Если, конечно, тела убитых обнаружили...
– Так что нам сам Бог велел быть вместе, – заключила она.
– Но Бог не велит убивать.
– И это ты мне говоришь? – с оттенком пренебрежения спросила она. – Сколько за тобой покойников?
– Не твое дело... Не буду я Леньку валить, пусть живет...
– Тогда он за нами увяжется, а я не хочу...
– Здесь его оставим. Пока он спать будет...
– Ну, можно и так, – нехотя согласилась Татьяна.
– Как насчет утреннего моциона? – игриво спросил он.
– Здесь или на берегу? – Она ответила ему зовущей улыбкой.
– Лучше на берегу...
Ролан дал волю своим молодецким чувствам, палатка сотрясалась не меньше часа. Наконец все стихло.
– Можешь пойти погулять, – сказал он, отстраняясь от женщины.
Приятная истома, легкое разморенное состояние. Ролана тянуло в дрему, и Татьяна ему сейчас только мешала.
– Ты же даже не позавтракал, – напомнила она.
– Я тобой сыт...
Есть ему хотелось, но не до такой степени, чтобы он мог перебороть навалившуюся лень и пойти к костру.
– Хочешь, я тебе кофе подам в постель?
– Буду благодарен...
Но кофе Ролан не дождался, заснул еще до того, как Татьяна его приготовила.
Проснулся в полдень. Солнце грело так, что в палатке было душно. И тишина вокруг – ни голосов, ни шумного ветра... Он вышел из палатки. На костре что-то варится, а вокруг никого. Ролан глянул на соседнюю палатку. Решил, что попал в такую же ситуацию, в которую не так давно попал покойный ныне Сашка. Ушел на охоту и прозевал Татьяну. Но палатка не сотрясалась, некому было это делать. Пусто внутри, только вещи да почти пустой ящик с консервами. И у реки никого. Но «уазик» на месте, значит, Зубодер не увез Татьяну. А увести ее пешком, когда есть машина, было бы верхом глупости. При его-то наглости...
От палатки вглубь леса вела слабо протоптанная тропинка, которая, скорее, служила направляющим ориентиром, чем дорогой. Интуиция подсказала, что в этом направлении и надо искать пропавших.