– Я только «за». Очень хочется спать…

Торопов не пытался доказывать, что говорит правду. Он просто заснул еще до того, как Эльвира Тимофеевна покинула его палату.

Разбудил его санитар, вкативший в палату тележку с пищей.

– А-а, обед! – обрадовался Павел.

– Какой обед? Ужин уже! – усмехнулся парень. – Ты как суслик здесь дрых. Эльвира распорядилась тебя не будить. Сказала, чтобы на ужин тебе двойную порцию дали.

– Спасибо, – с трудом поднимаясь с койки, поблагодарил Павел.

Вроде бы и поспал он неплохо, но сил не прибавилось. Как был, так и остался разбитым. А ночью к нему явится Маша. И Эльвира Тимофеевна. А возможно, и Дарья Павловна…

Голова закружилась, но все-таки он удержал равновесие, сел за стол, куда санитар поставил сразу две тарелки с гречневой кашей и жареной рыбой. Чай, хлеб, внушительный кусок сливочного масла… А есть хотелось так, что Павел не оставил от двух порций и следа.

Дарья Павловна появилась, как только санитар унес посуду. Павла качало, перед глазами все плыло в сизой дымке, и даже сомнений не возникло, что ему явилось видение. Тем более что женщина была в короткой юбке, как он заказывал, и в кофточке с таким декольте, что грудь едва не вываливалась из лифа. И сидела она на стуле в развязной позе – нога заброшена за ногу, туловище откинуто назад, правая рука приподнята и согнута в запястье. И блудливая улыбка на губах. Только Павлу и думать не хотелось о плотских утехах, не в том он состоянии.

– Только кричать не надо, – устало махнул Торопов рукой.

– Почему вы думаете, что я буду кричать? – удивленно изогнула женщина губы.

– Все здесь кричат и ругаются. Маша кричит на Эльвиру, Эльвира кричит на нее…

– Настоящая Эльвира?

– А она может быть ненастоящей?

– Но я же сейчас ненастоящая. Я – ваша безумная фантазия. Это днем я была настоящая, а сейчас нет…

– Днем вы были настоящей? Тогда почему Эльвира не видела вас?

– Кто вам сказал, что она меня не видела?

– Она сказала… Да и я сам видел, что она вас не видела…

– Она только делала вид, что меня не видит.

– Не знаю, не знаю…

– Вы много чего не знаете, Павел Евгеньевич. Или не хотите знать. Потому что боитесь Эльвиру Тимофеевну. Сначала она сбила вас с толку, затем запугала. Это очень хитрая и коварная женщина…

– Вы – адвокат?

– Да, я адвокат, – кивнуло видение.

– И зачем вам понадобилась Эльвира Тимофеевна?

– Не знаю.

– Зачем же вы тогда к ней пришли, если не знаете?

– Настоящая Дарья Павловна знает, а я не знаю, потому что ненастоящая. Я знаю только то, что знаешь ты, Паша. Или то, о чем ты догадываешься.

– И о чем я догадываюсь?

– О том, что тебя водят за нос. Вспомни безумного счетовода. Разве он не говорил тебе о том, что видел воздушные шары? А пулевые отверстия в березах?

– Ты же сама сказала, что он безумный, – также перешел на «ты» Павел.

– Да, но помешан он не на воздушных шарах. А вспомни Дудника!

– Вот уж кто больной на всю голову, так это он.

– Да, но и он не лишен здравого смысла. Разве не говорил он тебе, что ты плохо соображаешь и выглядишь, как чучело. И еще он сказал, что тебя таблетками залечивают, в суп их подмешивают и в кашу… Ну, в суп вряд ли, потому что суп на обед дают. А на тебя глюки после ужина нападают. Значит, в кашу таблетки подмешивают и в чай. Не знаю, что за дрянью тебя пичкают, но точно знаю, что она психотропная…

– Точно знаешь?

– Ну нет, точно знать может только Эльвира Тимофеевна, а я лишь догадываюсь. Вернее, ты догадываешься, но боишься себе в этом признаться. Боишься, а может, в твоем сознании существует какая-то блокировка…

Дарья Павловна хотела сказать еще что-то, но в это время в палату зашла Маша, как обычно взвинченная, с истеричным блеском в глазах. Гроза не заставила себя ждать.

– Что это еще за шлюха? – пронзительно взвизгнула она.

Торопов мог бы заткнуть уши, но он знал, что бесполезно: все равно ее голос будет звучать так же громко. И если закрыть глаза, Маша не исчезнет, потому что она внутри его сознания.

– Я не шлюха. В отличие от некоторых, – невозмутимо парировала Дарья Павловна.

– Это на что ты намекаешь? – Маша воинственно уперла руки в бока.

– Я не намекаю, я говорю… Паша, мне искренне тебя жаль. Тебе предстоит сегодня веселенькая ночка. Ведь ты съел двойную порцию ужина, а значит, вдвое больше лекарств. Но ты держись. И завтра не ужинай. И послезавтра. И тогда эта истеричка перестанет тебя доставать…

– Это кто истеричка? – взвыла Маша.

Но Дарья Павловна, лишь пренебрежительно глянув на нее, усмехнулась. С чувством собственного достоинства она поднялась со своего места и неспешно вышла из палаты. И тогда Маша переключилась на Павла. Терзала она его до самого утра…

5

Дверь со скрипом открылась, тележка с легким стуком перекатилась через порожек. Овсяная каша, кусок масла, белый хлеб, чай.

– Кушать подано! – громогласно объявил розовощекий санитар.

– А рыба где? – спросил Торопов, делая жалкую попытку подняться с койки.

– Извини, уплыла сегодня твоя рыба, с крючка сорвалась. Зато масла двойная порция. И каша на молоке.

– Ну, если так… Что-то сил подняться нет… Можно я в постели поем?

– Ну а чего ж нельзя? Что ж мы не люди?

Санитар даже спрашивать не стал, почему Павел не может встать с кровати. Видимо, и без того знал, отчего у него нет сил. Он подкатил тележку с ужином к койке и направился к выходу.

Большая тележка, двухъярусная, на ней ужин человек на десять может уместиться, но здесь только одна порция. Персонально для Торопова. И все потому, что ему подмешивают какую-то дрянь в кашу, в чай.

Только за санитаром закрылась дверь, как Павел вскочил со своей койки. Схватил тарелку с кашей, забежал в санузел, смел овсянку в унитаз, чай же вылил в раковину. Вернувшись в постель, намазал масло на хлеб и съел все без остатка. Он уже точно знал, что такой бутерброд безопасен. Да и кусок рыбы сейчас бы не помешал, в него тоже ничего не подмешаешь. То ли дело каша и чай, но от этой отравы он избавляется уже пятый день подряд. И, как оказывается, не зря.

В ту ночь, когда он впервые отказался от полноценного ужина, Маша явилась к нему всего на пару часов. Она снова ругалась, проклинала его, но уже не так громко, как обычно. Пришла она к нему и на следующую ночь, но всего на часик. На этот раз и вовсе не было истерики. И третья ночь не обошлась без ее участия, но в тот раз она вообще и звука не проронила. Минут десять стояла у постели, молча и с печалью смотрела на Павла, будто прощалась с ним. На том ее визиты и закончились. И сегодня она не побеспокоит его…