– Мародерствуем? – осуждающе спросил сержант, приставив к его груди резиновый «демократизатор».
– Да нет, я жил здесь раньше, – вздохнул Павел и обреченно посмотрел в сторону «уазика» патрульно-постовой службы. Похоже, не избежать ему прогулки в этой карете.
– А что это за халат у тебя такой интересный… Психиатрическая больница номер восемнадцать, – прочитал прапорщик. – Ты случаем не перепутал место, где раньше жил?
– Это общежитие, а не дурдом, – оскорбительно усмехнулся сержант.
– Меня ограбили, а этот халат я нашел…
– Да ну!
– Тут больница недалеко, психиатрическая, а там рядом озеро, я купаться ходил. На берег выхожу, а одежды моей нет, халат этот вместо нее…
– Купаться ходил? Дождь, холодно, а он купаться ходил. Тогда ты точно псих.
– Тебе самому лечиться надо, а ты нас лечишь. Купаться он ходил! – фыркнул прапорщик. – Документы есть?
– Так сгорело все, – кивнул Павел за плечо.
– Долго же ты купался, если только сейчас хватился… Куда его, в отделение или обратно в психушку? – спросил у напарника сержант.
– А на кой черт он нам в отделении нужен? Обратно отвезем, пусть там, в психушке, с ним сами разбираются…
– Никто там ни с чем не разберется! – отчаянно мотнул головой Торопов. – Со мной только разберутся. Убьют и все! Сами потом отвечать будете!
– Кто там тебя убьет? – Прапорщик посмотрел на Павла глазами, с какими жестокий мальчишка скалится на несчастного ребенка с синдромом Дауна.
– Меня туда насильно заперли. Потому что я свидетель убийства.
– Свидетель убийства? Это, конечно, сильно сказано! – почесывая затылок, хмыкнул сержант.
– Не верите? Вам же потом хуже будет. Я видел, кто убил Горуханова. И знаю, где прячется убийца. Вы знаете, кто такой Горуханов?
– Ну, конечно, знаем! – вытянулось лицо прапорщика.
Павел облегченно вздохнул. Горуханов – известная в городе личность, и его убийство наверняка расследуют на самом высоком уровне.
– В какой у нас палате Горуханов лежит? – обращаясь к своему напарнику, спросил прапорщик.
Торопов с тоской глянул на него. Оказывается, никто и не собирался воспринимать его всерьез.
– Как это в какой? В шестой, разумеется! – обидно засмеялся сержант.
– Смотрите, как бы вам потом жалеть не пришлось, – испытывая чувство беспомощности, сказал Павел.
– Слушай, Серега, а может, он правду говорит? – озадаченно хмыкнул прапорщик. – Знаешь, я ему начинаю верить. И если он не наркоман, поверю ему окончательно. Ты не наркоман, парень?
– Нет, – мотнул головой Торопов.
– А ну-ка руку покажи!..
Павел вытянул правую руку, стал задирать рукав, чтобы показать локтевой сгиб, но милиционер и не думал искать следы от инъекций. Рука Торопова нужна была ему, чтобы защелкнуть на ней браслет наручников. Взял он в стальные тиски и вторую руку. И так ловко это у него вышло, что стало обидно.
– Сделал ты меня, прапорщик, – загрустил Торопов. – Видно, давно уже в милиции служишь. Жаль только, людей слушать не умеешь.
– Давай в машину, больной! – усмехнулся тот.
– А ведь у меня пуля в кармане. Ею человека убили, – немного приврал Павел.
Это был его последний шанс привлечь к своему бедственному положению милиционеров. Но, увы, карман в халате оказался дырявым, и никакой пули в нем не обнаружилось.
– Ну ты точно придурок! – скривился сержант, отряхивая руку, которой он шарил в кармане халата.
– В машину его давай, нечего с ним разговаривать!
Сержант замахнулся «демократизатором», заставив Павла вжать голову в плечи, но бить его не стал. Грубо схватил за ворот халата, потащил к машине и закрыл в заднем зарешеченном отсеке.
А минут через десять машина уже останавливалась у ворот психиатрической больницы. Санитары не заставили себя долго ждать. Они появились со смирительной рубашкой.
– Наш пациент, ну конечно! – как самому дорогому в мире человеку, обрадовался Павлу пострадавший от него санитар Сергеев.
Наверняка парень затаил злость и с вожделением готовил ответный удар, но перед милицией он изображал рубаху-парня, добродушно смеялся, весело похлопывал Павла по плечу. И смирительную рубаху набросил на него, как будто надевал королевскую мантию на высочайшую особу. Но когда сержант снял с Торопова наручники, пустил в ход всю свою силу и немилосердно, до боли скрутил своего обидчика, обвязал рукавами-путами.
– Он про какое-то убийство говорил, – для очистки совести сказал прапорщик, с некоторым сомнением глядя на санитаров.
– Хотите с его личным делом ознакомиться? Убийство на самом деле было. Двойное. Он двоих убил, жену свою и ее любовника. От этого и с ума сошел… Но ничего, мы его тут подлечим, вернем обществу полноценную единицу. Если, конечно, снова не сбежит.
– Вы уж смотрите за ним.
Прапорщик и сержант вернулись в свою машину, а Торопова через проходную отвели в главный больничный корпус. По пути обиженный им санитар ударил Павла по почкам с такой силой, что ноги отказались нести онемевшее от боли тело. Простонав сквозь зубы, Торопов опустился на колени и склонил к земле голову.
– Вася, ты соображаешь, что делаешь? – возмущенно пробасил второй санитар такого же внушительного вида.
– А мне, думаешь, не больно было?
– Так не на людях же. Потерпи, пока одни с ним останемся.
– Да какие люди? Спят еще все. И Эльвира пока не подъехала…
– Допрыгается ваша Эльвира. И вы вместе с ней, – поднимаясь на ноги, вполголоса пригрозил Торопов.
– Еще раз гавкнешь, вторую почку отобью! – рыкнул на него санитар.
Павел плотно сомкнул губы. Пустыми угрозами делу не поможешь, а без почек остаться можно.
Санитары привели его в кабинет к Эльвире Тимофеевне, но не успел Сергеев замахнуться для очередного удара, как появился Илья Макарович.
– Вы свободны! – властно махнул он рукой, отсылая санитаров за дверь.
Но те и не думали повиноваться.
– Илья Макарович, так нельзя, – с насмешкой посмотрел на врача один санитар. – Эльвира Тимофеевна сказала, чтобы мы глаз с него не спускали.
– А мы сейчас подчиняемся только ей, – добавил второй.
– Я сегодня дежурный врач, – ничуть не смутившись, заявил Косынцев. – И сейчас я здесь главный… – и немного смягчив тон, добавил: – Я сам за ним присмотрю. Тем более он в смирительной рубашке… Ну, милейшие, я жду!
Протянув руку к двери, он держал ее так до тех пор, пока санитары не покинули кабинет.
Косынцев сел в кресло Эльвиры Тимофеевны, внимательно посмотрел на Павла.