Полосатые человеческие фигуры возникали из ничего, вставали, казалось, из земли, вычленялись из стен и летели с крыш. В руках что-то белело, похожее на флажки. С рёвом и криком эта призрачная полосатая сила хлынула к казарме, молниями растеклась повсюду, и Джейсон понял, что драка уже идёт, причём яростная и весёлая. В воздухе мелькали эти флажки, свист, возгласы и мат сливались со звуками ударов. Он видел лишь полосатые сполохи, неясный круговорот теней, рассыпающихся в брызги — прибор всё искажал, не давал ясной картины и как бы отдалял, отсекал его линзами от живого дыхания драки. Дениз высунулся из люка, и сразу ярче стали все звуки — над полем битвы висел многоглоточный ор, из которого выделялся русский мат, закрученный с именами Бога, Христа и Богородицы.
И только ощутив сражение вместе с дыханием ветра, Джейсон внезапно осознал, что исход потасовки предрешён! Взвод его разведчиков уже был разбит вдребезги, расчленён на группы в два-три человека, и теперь идёт добивание. Вся схватка длилась не более минуты, а пехотинцы уже валялись на земле, и только малая часть отступала на луг, но и она была охвачена полосатыми тенями, как ореолом.
Дениз выскочил на броню, рывком содрал куртку, но прежде, чем спрыгнуть на землю, увидел тощего солдатика, который теперь оказался тоже полосатым, а в руке был флажок. И этот глист пытался его контролировать, заступал ему дорогу, вращая в руке свой флажок, будто пропеллер. Он наступал! Джейсон спрыгнул, и едва ощутив толчок земли, сделал стремительный прыжок вперёд, рассчитывая сходу сбить противника с ног. Всплеск боевой злобы мгновенно выпарил остатки жалости к этому недокормленному существу. Парень каким-то образом увернулся от удара и перестал вращать свой флажок. Встал в какую-то странную стойку, широко расставив ноги и раскинув руки, и замер, словно ожидая, когда его убьют.
И Дениз понял, что сейчас этот мальчишка умрёт. До того, как получит удар. Кулак сжался сам и начал стремительно наливаться знакомой энергией шаровой молнии. Он видел перед собой узкую полосатую грудь, переходящую в длинную шею, на которой держалась большая и тоже длинная голова. Мягко двигаясь, Джейсон поднял руку и с одновременным шагом понёс кулак вперёд, но в этот миг в затылок дохнул сержант Макнил и на мгновение рассредоточил силу движения. Полосатая рука неожиданно полетела навстречу, при этом странно удлинняясь, и в последний момент Джейсон увидел, что летит не флажок, а малая сапёрная лопата на деревянной ручке…
Земля опрокинулась, спружинила мягко, как пуховая постель, и мир перед глазами, расчертившись в полосы, медленно угас.
Дениз очнулся и увидел перед собой призрак Густава Кальта. Доктор с холодно-каменным лицом махал руками над его головой, а за плечом стояла надгробная статуя сержанта Макнила. Видение всё ещё было исчёркано бегущими полосами, как бывает на экране телевизора.
— Он открыл глаза! — трагично проговорил сержант, словно издалека.
Кальт заглянул в лицо, спросил деловито:
— Вы в порядке, сэр? Сейчас я забинтую голову и всё будет в порядке.
Джейсон махнул рукой в сторону Макнила и будто бы сказал — Уйди! Но тут увидел, что кулак всё ещё сжат, скован, стянут судорогой и не поддаётся воле. Сержант не ушёл, а как бы растворился в воздухе, оставив после себя чёрное пятно, в точности повторяющее очертания фигуры.
— Вам повезло, сэр, — сказал Густав, закрепляя повязку специальной сеткой. — Удар нанесён плоскостью лезвия лопаты. А если бы ребром — снесло бы полчерепа. Вам известно, сэр, у русских сапёрные лопаты специально затачиваются как клинок. Я видел эти рубленые раны — зрелище ужасное.
Дениз машинально подался вперёд, хотел спросить — где видел?! — Кальт удержал его, уложил голову на спинку кресла.
— Нет, сэр, во взводе разведки, к счастью, все живы. Только ранено двадцать два человека. И характер ранений примерно как у вас. Есть ещё несколько сломанных рёбер, но это не в счёт… А разрубленные сапёрными лопатками головы я видел в России. Если быть точным, в Грузии, когда там усмиряли бунт.
— Их кто-то предупредил, — Дениз наконец услышал свой голос и не узнал его. — Они ждали нападения…
— Кого предупредили? — между делом спросил доктор.
— Русских… Они приготовились. И взвод попал в ловушку. Кто их мог предупредить?
— Вероятно, Господь Бог, сэр, — спокойно ответил Кальт. — Он всегда на стороне слабых.
— Этого не может быть, Густав! — внезапно для себя возмутился Джейсон. — Ты хорошо разбираешься в вопросах религии, но говоришь глупость. Если ты знаешь, что русские затачивают лопаты, то должен знать, что они гнусные безбожники. Потому что ругаются в Бога и в Христа.
— Должно быть, сэр, это им позволено.
— Кем позволено?!
— Господом, сэр. Кто ещё может позволить ругаться таким именем и никак не наказывать за кощунство? Только Господь. Ведь не наказал же он русских?
— Потому что тупых грязных свиней бессмысленно наказывать!
— Вы не правы, сэр. Бог наказывает их всё время, но совсем иначе. А ругательство это, сэр, вовсе и не ругательство.
— Что же ещё, если они позорят даже Богоматерь? — только сейчас Джейсон начинал чувствовать боль в голове.
— Молитва, сэр, — невозмутимо проговорил Густав. — Это трудно себе представить, но — молитва. Только произносят её не в храме, и не перед сном, а в бою. Это боевая молитва русских. Она имеет очень древние корни. Славяне таким образом призывали богов на помощь в битве. А когда к ним пришло христианство, традиция сохранилась. И новый Господь позволил варварам молиться по-прежнему. И сегодня русские парни весьма искренне молились, потому к ним пришла удача.
— Кто тебе об этом сказал?! Опять тот старый серб?
— Да, сэр, тот старый серб.
— Почему такая несправедливость? Почему только варварам позволено? И прощается даже богохульство? Ты спросил об этом серба?!
— Прошу вас, успокойтесь, сэр, — Кальт поднёс ему склянку с жидкостью. — Выпейте это, сэр. Вам вредно волноваться.
Джейсон выбил склянку, переждал, когда тяжёлый шар боли откатится от головы.
— Я спрашиваю тебя, эскулап: почему?
— Если вам хочется, я могу ответить, сэр, — бесстрастно вымолвил он. — Господь питает любовь к русским.
— Хочешь сказать, они тоже богоизбранный народ, как иудеи?
— Нет, сэр, богоизбранный народ на земле — иудеи. Потому они и называются — рабы Божьи. А варвары — внуки Божьи. У них родственные отношения и родственная любовь. Это совсем другое, сэр, как вы понимаете. Кто Господу ближе, раб или внук? И кому больше прощается?.. Извините, сэр, это трудно сразу осмыслить и принять, но если хотите разобраться в сути вещей, вам следует заняться русской историей. Варвары довольно подробно изложили своё древнее мироощущение и абсолютно точно знают своё место в мироздании. Они всегда мыслили себя внуками Божьими и потому до сих пор говорят Господу «ты», как принято среди родственников.