Пара банок пива и ему не помешала бы. Он снова вспомнил о Джаде Крандолле.
Луис и Речел присели у кухонного стола, он увидел синяки у жены под глазами.
– Ты иди, укладывайся, – проговорил он.
– Рекомендация врача? – спросила она, чуть улыбнувшись.
– Конечно.
– Хорошо, – сказала она, поднимаясь. – Меня словно избили. Да и Гадж может ночью проснуться. Ты идешь?
Луис заколебался.
– Пока не собираюсь. Этот старикан с противоположной стороны улицы…
– Дороги. В этой деревне можешь называть ее дорогой. А если бы ты был Джадеоном Крандоллом, думаю, ты назвал бы ее дрогой.
– Хорошо, на противоположной стороне дроги. Он приглашал меня на пиво. Думаю, пойду, хлебну. Я устал, но слишком возбужден, чтобы уснуть.
Речел улыбнулась.
– Закончишь тем, что Норма Крандолл расскажет тебе, что у нее болит и на каком тюфяке она спит.
Луис засмеялся, думая, как потешно.., потешно и пугающе-то, что жены со временем могут читать мысли своих мужей.
– Он был тут, когда мы нуждались в нем, – проговорил Луис. – Думаю, я тоже смогу сделать ему одолжение.
– Ты – мне, я – тебе?
Луис пожал плечами. Он не знал, как сказать жене, что ему вот так, сразу, понравилось общество Крандолла.
– Как его жена?
– Очень милая, – сказала Речел. – Гадж сидел у нес на коленях. Я удивлена, у него был трудный день, а ведь ты знаешь, он быстро не принимает новых людей даже в нормальной обстановке. У нее была куколка, и она дала Елене поиграть с ней.
– Насколько, по-твоему, плох ее артрит?
– Совсем плох.
– Кресло-каталка?
– Нет.., но она ходит очень медленно, а ее пальцы… – Речел подняла свои изящные руки и, для примера, изогнула их, превратив кисть в лапу с когтями. Луис кивнул. – В любом случае, Лу, не задерживайся. У меня мурашки идут по коже, когда я ночую одна в незнакомом доме.
– Не долго он останется для тебя незнакомым, – проговорил Луис и поцеловал ее.
Луис вернулся из гостей, чувствуя себя пристыженным. Никто не просил его осматривать Норму Крандолл, когда он пересек улицу («дрогу» – напомнил он себе, улыбаясь). Хозяйка уже ушла спать. Джад смутным силуэтом маячил на веранде за сеткой от насекомых. Слышался скрип кресла-качалки по старому линолеуму. Луис постучал по сетке от насекомых, которая загремела в раме. Сигарета Крандолла пылала в темной летней ночи, словно большая огненная муха. Из динамика радиоприемника доносился тихий голос, комментирующий игру Красной футбольной Лиги, и от всего этого на Луиса Крида нахлынуло странное чувство: как будто после долгих странствий он вернулся домой.
– Я так и думал, что вы придете, – сказал Крандолл.
– Надеюсь, вы говорили всерьез насчет пива, – входя, сказал Луис.
– Насчет пива я никогда не обманываю, – проговорил Крандолл. – Люди, которые врут насчет пива, наживают себе врагов. Садитесь, Док. Я положил пару банок на лед на всякий случай.
Веранда была длинной и узкой, обставленной ротанговыми стульями и софами. Луис скользнул на одну из них и удивился, как удобно. Под левой рукой оказалась бадья с кубиками льда и несколькими банками «Черной Этикетки». Он взял одну из банок пива.
– Спасибо, – сказал Луис и открыл пиво. Первые два глотка – словно благословение.
– Не за что, – проговорил Крандолл. – Надеюсь, вы тут будете счастливы, Док.
– Аминь, – сказал Луис.
– Послушайте! Если хотите крекеров или еще чего, я могу принести. У меня есть «крысиная вырезка».
– Какая вырезка?
– Кусок рокфора – крысиного сыра, – с улыбкой пояснил Крандолл.
– Благодарю, но я, только пиво.
– Тогда пусть себе там и лежит, – довольно отрыгнул Крандолл.
– Ваша жена легла? – поинтересовался Луис, удивляясь; что его тянет за язык?
– Кнешно. Иногда она остается посидеть. Иногда нет.
– Ее артрит сильно беспокоит, так?
– Вы когда-нибудь видели, чтоб артрит сильно не беспокоил? – поинтересовался Крандолл.
Луис покачал головой.
– Я считаю, дела обстоят сносно, – объяснил Крандолл. – Она почти не жалуется. Хорошая старушка, моя Норма. – В его голосе чувствовалась любовь. С 15 шоссе вынырнул грузовик с цистерной – такой большой и длинной, что на мгновение закрыл от Луиса дом на другой стороне дороги. На боку его в последних лучах солнца можно было едва разобрать: «Оринго».
– Черт возьми, большой грузовик, – заметил Луис.
– Оринго поблизости от Оррингтона, – сказал Крандолл. – Завод по производству химических удобрений. Все время ездят туда-сюда. Нефтяные цистерны, самосвалы, люди, которые утром едут на работу, в Бангор или Бревер, а вечером возвращаются. – Он потряс головой. – Только одна вещь в Ладлоу мне не нравится – это задроченная дорога. Нет покоя из-за нее. Едут весь день и всю ночь. Иногда они будят Норму. Да, черт возьми, меня иногда будят, а я-то сплю, словно мертвый.
Луис, который думал о странном ландшафте Мэйна, как о сверхъестественно спокойном, после постоянного рева Чикаго, только покачал головой.
– Скоро арабы перекроют нефть и тогда на белой полосе шоссе будут выращивать африканские фиалки – проговорил Крандолл.
– Может, вы и правы, – Луис приложился к банке и удивился, обнаружив, что она уже пуста. Крандолл засмеялся.
– Вы, док, берите еще бутылочку.
Луис поколебался, а потом сказал:
– Договорились, но только одну. Мне уже пора возвращаться.
– Разумеется. Ведь переезд – чертовски утомительное занятие?
– Да, – согласился Луис, и потом некоторое время они молчали. Приятная тишина, так, словно они знали друг друга долгое время. Чувство, о котором Луис читал в книгах, но которого раньше никогда не испытывал. Он чувствовал себя пристыженно от того, что раньше думал о бесплатном медицинском осмотре Нормы.
По дороге проревела полуторка, ее фары мерцали, как звезды.
– Главная дорога, все правильно, – повторил Крандолл, непонятно к чему, но потом повернулся к Луису. Морщинистый рот растянулся в едва заметной улыбке. Старик воткнул Честерфильд в уголок улыбающегося рта и чиркнул спичкой о ноготь. – Помните тропинку, которую заметила ваша дочь?