– Вы? – через мгновение сказал Стив.
– Да, – ответила Речел. – Осталось много одежды. Все его джемпера.., его вельветовые штаны.., его рубашки. Кто-нибудь будет счастлив, получив их. Они все очень прочные. Кроме тех, что были на нем в день смерти. Те штаны.., порвались.
Именно последнее слово вызвало у Речел спазмы. Она поставила на стол чашечку кофе, так и не сделав ни глотка, и зарыдала, закрыв лицо ладонями.
Потом случилось нечто странное. Луису показалось, что весь мир сфокусировался на нем. Он снова почувствовал некое сверхъестественное всепонимание – ощущение, которое то и дело появлялось у него. Все мысли его спутников стали ему ясны. Даже хозяйка ресторана почувствовала: что-то идет не так. Луис увидел, как она замерла над столом, где раскладывала столовые приборы. На мгновение Луис оказался в тупике, а потом понял: все ждут, что он начнет успокаивать жену.
Но Луис не сделал этого. Он хотел это сделать, понимал, что должен ее успокоить. Все ждали от него этого, а он не мог. Мысль о Черче встала у него на пути. Неожиданно, без всякой причины. Кот, е…й кот! Черч.., и черт бы побрал выпотрошенных мышей и птиц, которых регулярно приносил он Луису. Находя новое приношение, Луис каждый раз старался как можно быстрее все убрать, не жалуясь и не комментируя без протеста. А кот продолжал приносить их. Но почему же он приносил их Луису?
Луис посмотрел на свои пальцы. Он видел, как его пальцы скользили по кофточке Гаджа. Потом кофточка Гаджа исчезла. Да и Гадж вместе с ней. Луис посмотрел на свою чашечку кофе. Пусть Речел выплачется.., хотя так поступать, наверное, неудобно…
Через мгновение, (реальном времени все происходило, на самом деле, очень быстро), Стив нежно обнял Речел за плечи и ласково погладил ее. Потом с упреком и яростью он посмотрел на Луиса. Луис отвернулся к Джаду, но Джад смотрел в пол. Никакой помощи.
– Я знал, иногда кажется, что так и должно было случиться, – сказал Ирвин Голдмен. Неприятненькое такое начало получилось. – Я знал это, когда она еще только выходила замуж. «Если ты хочешь мучиться и еще того хуже, выходи за него замуж», – сказал я ей тогда. Только посмотрите на него. Посмотрите на все это.., на их супружескую жизнь!
Луис медленно оглянулся, посмотрел на тестя, который появился перед ним, словно некий враждебно настроенный чертик из коробочки.., чертик, надевший ермолку. А потом, инстинктивно, Луис огляделся. Вон там стояла Речел; вон – альбом.., а ведь Речел утром в морг не приехала.., но…
После полудня народу было меньше. Через полчаса или около того, Луис смог даже присесть на одно из сидений. Он сидел возле прохода, почти в центре партера, ничего не сознавая (издали вдыхал пересыщенный запах цветов). Он очень устал и хотел спать. Только отчасти в этом было виновато пиво – Луис это понимал. Он уже готов был просто вырубиться. Может, так будет лучше. Возможно, после двенадцати или шестнадцати часов сна он сможет немного помочь Речел.
Тем временем голова его опускалась ниже и ниже, пока он не уставился на свои ладони, лежащие на коленях. Шум голосов успокаивал…
Когда они вернулись из «Бенжамина», Луис вздохнул с облегчением, так как увидел, что ни Ирвина, ни Доры тут нет. Но где-то внутри он сознавал, что продолжительное отсутствие горячо любимых родственников, слишком хорошее событие, чтобы оказаться правдой…
– Где Речел? – спросил Луис, неожиданно обнаружив, что потерял жену.
– Со своей матерью, где она еще может быть? – заявил Голдмен с триумфом человека, который удачно сделал большое дело. От него несло коньяком. Сильнее, чем надо, несло. Голдмен стоял перед Луисом, словно маленький, районный адвокат перед простым посетителем адвокатуры, чувствующим себя потенциально виновным. Ирвин покачивался на носках как отставной полицейский.
– Что вы сказали? – спросил Луис, чувствуя нарастающую тревогу. Он знал: Голдмен, должно быть, что-то сказал. Только что? Какую-то гадость? Точно. Это можно было прочесть по лицу Ирвина.
– Ничего, кроме правды! Я сказал, что вы во всем виноваты, а она сделала огромную глупость, выйдя замуж без благословения родителей. Я сказал ей…
– Что вы сказали? – недоверчиво переспросил Луис. – Вы же не могли сказать ей такое?
– И даже больше, – продолжал Ирвин Голдмен. – Я всегда знал: случится что– то в таком роде. Я понял, какой вы человек, когда в первый раз вас увидел. – Он наклонился вперед, выдыхая пары алкоголя. – Я вижу тебя насквозь, маленький мошенник-докторишка! Ты заманил мою дочь в ловко расставленные сети, заставил ее сделать глупый, бесполезный поступок – выйти за тебя замуж. Потом ты сделал из нее домработницу, а теперь ты дал ее сыну выскочить на шоссе словно.., бурундучку.
Большая часть этих слов пролетела мимо ушей Луиса. Он пытался понять: зачем этот маленький, глупый человечек что-то ему говорит.
– Вы что ей сказали? – проговорил Луис. – Вы это ей сказали?
– Надеюсь, ты сгниешь в аду! – заявил Голдмен, и все присутствующие повернулись на звук его голоса. Слезы потекли из налитых кровью глаз Ирвина Голдмена. Его лысая голова сверкала в рассеянном свете ламп дневного света. – Ты превратил мою удивительную дочь в домработницу.., уничтожил ее, как личность, увез ее черт-те куда.., и дал моему внуку сдохнуть на этой чертовой дороге.
Голос мистера Голдмена превратился в истерический крик.
– Где ты был? Жопу было не поднять, когда ребенок играл на дороге? Думал над своими глупыми медицинскими статьями? Чем ты там занимался?.. Дрочил?.. Убийца!..
Тут были все. Все собрались в Восточной Комнате. Все тут были.., и Луис с удивлением увидел, как метнулась вперед его рука, совершенно непроизвольно метнулась.., как задрался рукав костюма и высунулся манжет белой рубашки.., видел, как слабо сверкнула запонка. Речел подарила эти запонки ему на третью годовщину их свадьбы, не зная, что ее муж наденет эти запонки на похороны их тогда еще не родившегося сына. Кулак Луиса оказался крепко сжат. Он ударил в рот Голдмена. Луис почувствовал, как под кулаком расплющились, вывернулись наружу губы старика. На самом деле такое ощущение вызвало тошноту – раздавленный в кулаке слизняк может вызвать примерно такое же чувство. Никакого удовольствия. За тонкой плотью губ тестя Луис почувствовать неумолимую твердость зубных протезов.
Голдмен качнулся назад. Его руки ударились о гроб Гаджа, одна из ваз с цветами, стоящая на краю, упала и разбилась. Кто-то закричал.
Кричала Речел. Она боролась со своей матерью, пытавшейся оттащить ее назад. Люди, которые тут были – десять или пятнадцать человек, замерли, испуганные и смущенные. Стив увез Джада назад в Ладлоу, и Луис обрадовался этому. Тут получилась не та сцена, в которой он хотел бы увидеть замешанным Джада. Непристойная такая сценка…