Бык изменился, в самом деле изменился…
…у мужчин каменные сердца.
Мужнина тоже выращивает, что может…
…он был единственным зверем, о котором я такое слышал.
Это место.., поймав однажды., оно держит тебя.
…Ханратт. Разве не глупое имя для быка?
Мужчина тоже выращивает, что может.., и пожинает плоды.
Это мои крысы и птицы.
…Хладбище.., тайное место, а ты захотел узнать его секрет.
Бык изменился, в самом деле изменился.
Но он был единственным зверем, о котором я такое слышал.
«Чего ты хочешь, Луис, когда дует сильный ветер и лунные лучи высвечивают дорожку в лесу? Хочешь снова взобраться по тем ступенькам? Они же выглядят как дешевая декорация для фильма ужасов. Все зрители знают, как просто герою или героине подниматься по таким ступеньками, но в реальной жизни они смоются оттуда.., смоются, словно дым, даже не пристегнув ремней безопасности, побегут, побросав все и словно большие крысы, станут всю ночь носиться туда-сюда. Так, Луис, что ты скажешь? Хочешь подняться по лестнице? Ты сможешь затащить туда своего сына и уйти?»
Хей-хо… То ли еще будет!
«Изменился… единственным зверем.., большинство из вернувшихся кажутся… человек… ты… его…»
Луис свалил пустые банки из-под пива под раковину, неожиданно почувствовав, еще чуть-чуть и его вырвет. Комната закружилась у него перед глазами.
В это время в дверь постучали.
Долго.., на самом деле это Луису только показалось.., он верил, что стучит у него в голове, что у него галлюцинация… Но стук повторялся снова и снова, терпеливый и неумолимый стук. И неожиданно, Луис вспомнил историю с обезьяньей лапкой. Холодный ужас затопил его. Он, кажется, даже физически ощутил это, словно нашел мертвую руку в холодильнике; мертвую руку, которая неожиданно обрела самостоятельную жизнь и заползла ему под рубашку, вцепившись в тело возле самого сердца. Глупый образ, грубый и глупый, но – ох? Луис не чувствовал, что это глупо. Нет!
Луис, не чувствуя ног, подошел к двери и попытался открыть щеколду трясущимися пальцами. Открывая дверь, он подумал: «Это Пасков. Друг Пасков в гости зашел! Стоит там в своих спортивных трусах, по-прежнему живой такой паренек, только слегка подгнивший. Пасков – друг! Пасков, который снова станет предупреждать: „Не ходи туда“. Как это в той детской сказочке?.. Не пей, козленочком станешь!..»
Дверь открылась. На пороге стояла темная фигура – темная даже на фоне ночи – ночи между Днем Прощания и Днем Похорон его сына. Там стоял Джад Крандолл. Его редкие белые волосы слегка растрепались.
Луис попробовал рассмеяться. Казалось, время повернуло назад. Снова наступил вечер Дня Благодарения. Скоро они возложат закоченевшее, сверхъестественно-тяжелое тело Черча в полиэтиленовый мешок и отправятся в путь. «Ах, не спрашивайте куда, просто пойдем и нанесем визит в Родные Пенаты…»
– Мне можно войти? – спросил Джад. Он вынул пачку Честерфильда из кармана рубашки и выудил из нее сигарету.
– Скажи, чего ты хочешь, – сказал Луис. – Уже поздно, а я перебрал пива…
– Чувствую, – ответил Джад и чиркнул спичкой. Ветер погасил ее. Тогда он сложил руки чашечкой и снова чиркнул спичкой. Но руки старика дрожали и робкий огонек потух. Старик взял третью спичку, приготовился зажечь ее, а потом посмотрел на Луиса, загораживающего вход. – Не могу никак прикурить, – сказал он. – Так, может, мне зайти, а, Луис?
Луис шагнул в сторону, и Джад вошел.
Они сидели за столом на кухне и пили пиво. «Первый раз, когда мы пьем пиво у нас на кухне», – подумал Луис, немного удивившись, когда они проходили через гостиную. Элли наверху вскрикнула во сне. Они замерли, словно «окаменев» в детской игре. Крик не повторялся.
– Ладно, – сказал Луис. – Что ты тут делаешь в четверть первого ночи накануне похорон моего сына? Ты – мой друг, Джад, но в твоих действиях есть…
Джад выпил пиво, вытер губы рукавом и посмотрел прямо на Луиса. Взгляд старика был таким твердым, уверенным, что Луис, как нашкодивший мальчишка, отвел глаза.
– Ты знаешь, почему я здесь, – спокойно сказал Джад. – Ты думал о том, о чем, Луис, думать не стоит. Хуже того, я боюсь, что для себя ты уже все решил.
– Я ни о чем не думал, хотел уже ложиться спать, – ответил Луис. – Завтра с утра похороны.
– Я несу ответственность зато, что у тебя болит сердце; за то, что – в эту ночь ты не спишь, – мягко сказал Джад. – На мне ведь тоже лежит часть ответственности за смерть твоего сына.
Луис поднял взгляд, испугавшись.
– Что?.. Джад, ты сошел с ума!
– Ты ведь думал о том, как воскресить Гаджа, – продолжал Джад. – Не отрицай, что думал об этом, Луис.
Луис не ответил.
– Как далеко ты зашел в своих мыслях? – спросил Джад. – Можешь мне сказать? Нет? Я не могу сам ответить на этот вопрос, и я хочу оставаться в мире с самим собой, спокойно прожить остаток жизни. Я много знаю о Микмаках… То место всегда считалось святым.., но нехорошим. Станни Б. рассказывал мне об этом. Мой отец сказал мне то же самое.., но позже. После того, как Слот умер во второй раз. Сейчас земли Микмаков относятся к землям штата Мэйн, и правительство Соединенных Штатов ведет тяжбу с индейцами, так как индейцы требуют, чтоб им вернули их же собственные земли. Кому это место изначально принадлежало? Никто на самом деле не знает, Луис. Никто не знает. Различные люди борются за заявку на этот участок, но никто ее получить не может. Ансон Ладлоу – пра-пра-внук одного из основателей города – один из них. Если удовлетворить требование кого-то из белых, это будет лучше для всех. Жозеф Ладлоу – тот, из-за которого началась тяжба, такой же великий, как Король Георг, приехал сюда, когда Мэйн был всего лишь большой провинцией, колонией Массачусетского залива. А потом, после высшего суда, он отправился в Ад, потому что нечистым способом отобрал заявки на землю у других жителей Ладлоу и у одного парня, которого звали Питер Диммарта. Так вот, Диммарта заявил, что сможет убедительно доказать свою правоту. К концу жизни Жозеф Ладлоу-Старший имел мало денег, но много земли, даже подарил две или три сотни акров.
– А об этом нет никаких записей? – спросил Луис, очарованный рассказом и досадовавший за это на себя самого.
– Да, наши деды все регулярно записывали, – ответил Джад, прикурив новую сигарету от старой. – То же получилось и с землей, которая ныне принадлежит тебе. – Джад закрыл глаза и вздохнул. – Огромная старая карта, вырезанная на дереве, раньше стояла на краю Квинсберрийской дороги, там, где та соединяется с Оррингтонским шоссе. Там есть заброшенная дорога, ведущая с севера на юг, – Джад невесело улыбнулся. – Но, как говорят, старая карта упала в 1882 году. К 1900 году она уже обросла мхом… Из-за неразберихи с заявками Оррингтонское шоссе повернуло, огибая болота, лет за десять до конца Первой Мировой и разрезало пастбища. Сколько же бед причинила с тех пор эта дорога! А тогда, еще в начале века, судебное разбирательство зашло в тупик.