Его слушали.
— Хватит болтовни, время упущено. Вот мое решение. У вас есть еще два дня, до семи часов по восточному поясному времени, но… Цена только что выросла вдвое!
Он захлопнул крышку телефона. Посмотрел на своих людей:
— Ну что? Вам это нравится, или как? Представляете, сколько денег я только что для вас заработал?
Они зааплодировали, закричали.
Волк оставался с ними до вечера. Терпел лживые славословия, замаскированные под предложения просьбы. Но у него имелись другие дела в славном городе Нью-Йорке, а потому Волк покинул своих подельников, предоставив им веселиться в роскошном особняке у моря.
— Дамы скоро будут, — пообещал Волк. — Самые классные модели, королевы красоты. Самые лучшие шлюхи в мире. Веселитесь. Развлекайтесь.
«На мои деньги».
Он вышел из дома так же незаметно, как и вошел. Сел в «лотос» и повернул ключ зажигания. Сжал черный резиновый шар, потом отложил его в сторону. Достал из кармана сотовый. Набрал номер. Антенна приняла закодированный сигнал. Цепь замкнулась. Детонатор сработал.
Даже отъехав от дома на приличное расстояние, Волк услышал раскатившийся по пустынному берегу взрыв. Особняк взлетел на воздух. Они стали не нужны ему. Теперь ему никто не был нужен.
Замочить. Утопить в собственной крови, переломать кости, уничтожить.
Расплата. Месть.
Вот что прекрасно.
Уже в Лондоне мы узнали, что срок ультиматума продлен на сорок восемь часов. Мы получили отсрочку. Мы могли хотя бы перевести дух. Куда там, через час из Нью-Йорка поступило известие о взрыве на Лонг-Айленде — убиты несколько главарей Красной Мафии. Что это значит? Снова Волк? Убирает своих? Избавляется от свидетелей?
Совещания в Скотланд-Ярде шли одно за другим, а когда все закончилось, обнаружилось, что заняться-то и нечем. Около десяти вечера я отправился в ресторан «Коричный клуб», находящийся на месте библиотеки Старого Вестминстера на Грейт-Смит-стрит.
Состояние опустошенности прошло, открылось второе дыхание. К тому же я с нетерпением ждал встречи с Сэнди Гринберг, одной из лучших детективов, с кем мне когда-либо доводилось работать. Может, у нее есть что-то новенькое о Волке. Или о Шейфере. По крайней мере никто лучше ее не знал преступный мир старушки Европы.
Настоящее имя Сэнди — Сондра. Так называют ее все, кроме самых близких друзей, в число которых посчастливилось попасть и мне. Высокая, красивая, модно одевающаяся, немного застенчивая, остроумная, прекрасный собеседник. Мы обнялись, и Сэнди расцеловала меня в обе щеки.
— Неужели для встречи обязательно требуется какой-то особенный случай? Неужели мы бы так и не увиделись, если бы не эта жуткая ситуация? А где же любовь, Алекс?
— Ты всегда можешь прилететь в Вашингтон, — ответил я, высвобождаясь из объятий. — Кстати, потрясающе выглядишь.
— Правда? Ладно, пойдем. Наш столик в углу. Ужасно по тебе скучала. Боже, как я рада. Между прочим, ты тоже классно выглядишь, учитывая обстоятельства. Как это тебе удается?
Обед представлял собой изысканное сочетание индийской и европейской кухни, чего не найдешь в Штатах, во всяком случае, в Вашингтоне. Целый час мы разговаривали о делах и только к десерту позволили себе перейти на более личные темы. На розовом пальчике Сэнди я заметил золотую печатку:
— Красивая.
— Это от Кэтрин, — сказала она и улыбнулась. Сэнди и Кэтрин Грант жили вместе уже добрый десяток лет и были одной из самых счастливых пар, какие я только встречал. У них было чему поучиться, но кто на такое способен? Уж точно не я. Наладить свою жизнь у меня никак не получалось. — А ты, вижу, все еще не женат.
— Глаз у тебя зоркий.
Сэнди усмехнулась:
— Как и положено детективу. Итак, Алекс, выкладывай.
— Выкладывать-то особенно и нечего, — смущенно признался я. — Встречаюсь с одной женщиной, которая мне очень нравится и…
— О черт, Алекс, тебе все очень нравятся, — перебила Сэнди. — Так ты устроен. Тебе даже Кайл Крейг нравился. Уж и не знаю, что можно было найти хорошего в таком жутком психопате.
— Ну, кое в чем ты, может быть, и права. Но с Кайлом покончено. А вот полковник Джеффри Шейфер мне совсем не нравится. Как и русский, называющий себя Волком.
— Я права, мой милый мальчик. Без всяких «может быть». Так кто же она, чудесная женщина, которая очень тебе нравится и которой ты рано или поздно разобьешь сердце? Или наоборот. Уверена, именно так в конце концов и случится. Почему ты мучаешь себя?
Я невольно улыбнулся:
— Она тоже детектив. Инспектор. Живет в Сан-Франциско.
— Очень удобно. Просто замечательно. Это сколько от Вашингтона? Две тысячи миль? И вы часто встречаетесь? Раз в пару месяцев?
Я рассмеялся:
— Язычок у тебя по-прежнему острый.
— Практика. Итак, ты все еще не нашел свою женщину. Жаль. Очень жаль. У меня есть две-три подружки. Ладно, ладно, молчу. Однако позволь задать личный вопрос. Ты забыл Марию?
Проблема с Сэнди в том, что она следователь, и мысли, которые приходят ей в голову, обходят стороной других. Моя жена Мария погибла более десяти лет назад. Ее застрелили из проезжавшей мимо машины. Я так и не нашел стрелявшего. И не забыл Марию. Не смог. Может быть, для этого надо было раскрыть убийство — дело оставалось открытым. Каждый раз, когда я вспоминаю о ней, сердце отзывается болью.
— Я совершенно без ума от Джамиллы Хьюз. Это все, что я сейчас знаю. Нам хорошо вместе. Что тут плохого?
Сэнди улыбнулась и покачала головой.
— Слышала, Алекс, слышала. Она очень тебе нравится. Но ты так и не сказал, что любишь ее. А что касается твоего «без ума», то позволь с тобой не согласиться. Ты не из тех, верно? Верно. Я права. Я всегда права.
— Я тебя люблю.
— Отлично, — рассмеялась она. — Тогда дело в шляпе. Остаешься на ночь у меня.
— Прекрасно. Согласен.
Мы оба посмеялись, однако через полчаса Сэнди высадила меня у отеля на Виктория-стрит.
— Подумаешь? — спросил я, выбираясь из такси.
— Уже думаю, — ответила Сэнди.
Я знал, что она не обманывает, как знал и то, что здесь, в Европе, мне не обойтись без помощи.
Генри Сеймур жил неподалеку от убежища Ласки на Эджуэйр-роуд, в районе между Триумфальной аркой и Паддингтоном, известном как Маленький Ливан. По пути к жилищу бывшего агента САС полковник Шейфер поглядывал по сторонам и думал о том, что же случилось с городом, его городом, а заодно и со всей чертовой страной.
Удручающее, жалкое зрелище.