Как ни убедительно звучали его слова, я не знал, следует ли им верить. Так или иначе, мне необходимо было установить личность Пехотинца. Я спросил у Хэндлера, кто еще может быть нам полезен в расследовании. Он назвал мне несколько человек, которые, возможно, выразят желание посодействовать. Среди них были и американцы, и даже парочка южновьетнамцев.
Из полумрака заднего сиденья автомобиля полковник продолжал:
– Не знаю, кто вступил с вами в контакт, но отнюдь не уверен, что стоит доверять этому человеку. Будь я на вашем месте, в этих обстоятельствах не стал бы доверять никому.
– Даже вам, полковник?
– Особенно мне, – ответил он и рассмеялся. – Черт возьми, я университетский преподаватель.
Я бросил взгляд на зеркало заднего вида и увидел догоняющую нас пару огней. До сих пор машин на дороге было, прямо сказать, немного, и большинство из них проносились к югу, во встречном направлении.
В это время, резко обернувшись к Хэндлеру, в разговор с горячностью вступил Сэмпсон:
– Почему бы вам не рассказать, что же в действительности происходит, полковник? Скольких еще людей ждет гибель? Что вам известно об этих убийствах?
Именно в этот момент я услышал ружейный выстрел и звук разлетевшегося вдребезги стекла. Машина, шедшая позади, уже поравнялась с нами.
Мои глаза метнулись к ней, и я разглядел водителя, а затем и стрелка, высовывающегося из заднего окна.
– Пригнитесь! – громко крикнул я своим спутникам. – Прикройтесь!
Из догнавшей нас машины последовали новые выстрелы. Я неистово крутанул баранку влево. Машину резко занесло вбок и, бросив за двойную сплошную, потащило к горе.
– Осторожно! Господи, осторожно! – закричал Хэндлер.
Слава Богу, в этот момент мы достигли прямого участка дороги. Я надавил на газ, немного выигрывая в скорости. Но все равно не мог оторваться от погони.
Водитель преследующей нас машины вел ее, как положено, по правой стороне, но я-то оказался на полосе встречного движения!
Сэмпсон уже выхватил пистолет и начал отстреливаться. На нашу машину посыпались новые пули.
Седан преследователей так и оставался на одном уровне с нами. У меня никак не получалось от них оторваться. Я выжимал больше девяноста миль, мчась по извилистой дороге, рассчитанной миль на пятьдесят – шестьдесят. Ускользнуть было некуда. Слева была обочина, за ней – отвесная гора; а за правой обочиной – отвесный обрыв к Гудзону и неминуемая смерть.
Я гнал слишком быстро, чтобы разглядеть лица в другой машине. Проклятие, кто же там в ней сидит?
Без предупреждения я со всей силы вдавил тормоз, и автомобиль опасно занесло. Орудуя рулем, я кое-как выровнял машину и развернул в противоположную сторону, на юг.
В следующую секунду мы вновь рванулись с места, но уже обратно, к Вест-Пойнту.
Лихорадочно поддавая газу, я опять стремительно довел скорость до девяноста.
Я промчался мимо двух машин, едущих на север. Обе оглушительно сигналили. Я не мог их винить – я гнал, безбожно вторгаясь в чужое пространство и превышая все допустимые пределы миль на сорок. Вероятно, они решили, что я пьян или сошел с ума, либо то и другое вместе.
Наконец, убедившись, что за нами больше никто не едет, я сбросил газ.
– Хэндлер? Полковник? – окликнул я.
Он не ответил. Сэмпсон перегнулся к нему через спинку сиденья.
– Ему досталось, Алекс.
Я съехал к обочине и включил в салоне свет.
– Как сильно? Он жив?
Было видно, что в Хэндлера попали дважды. Один раз в плечо. И еще один раз – сбоку в голову.
– Он мертв, – сказал Сэмпсон. – Готов.
– Ты сам в порядке? – спросил я.
– Угу. Метили не в меня, а тот парень, в машине, стрелять умеет. Они охотились за Хэндлером. Мы только что потеряли наш первый реальный след.
Я же спрашивал себя, не лишились ли мы также и Пехотинца.
Ничто так не побуждает разум сконцентрироваться, а кровь вскипать, как покушение на твою жизнь.
Конечно, то было заведомо безнадежной попыткой, но мы спешно повезли Оуэна Хэндлера в пункт первой помощи при вест-пойнтском госпитале. Примерно в девять нам официально объявили, что он мертв. Уверен, что он был уже мертв, когда мы его привезли. Неизвестный стрелок определенно был мастером своего дела, профессиональным убийцей. Сколько же людей сидело в догонявшей нас машине? Двое или трое?
Нас допросили местные полицейские, а также офицеры армейского уголовного отдела из Вест-Пойнта. Повидать нас приехал даже капитан Конт, бурно выразивший свое сочувствие и тревогу за нашу безопасность, однако параллельно затеял с нами игру в «двадцать вопросов» – так, словно это мы были подозреваемыми. Конт сообщил также, что теперь расследование взял под свой личный контроль начальник Военной академии генерал Марк Хатчинсон. Уж не знаю, как это следовало понимать.
Затем и сам генерал Хатчинсон появился в госпитале. Я увидел, как он беседует в коридоре с капитаном Контом, затем еще с несколькими мрачного вида офицерами. Но генерал не пожелал поговорить ни со мной, ни с Сэмпсоном. Ни слова заинтересованности, обеспокоенности или ободрения не услышали мы из его уст.
Все это выглядело чертовски странно и несообразно! Эта несообразность повергала в замешательство. «Серая стена молчания», вспомнились мне слова Оуэна Хэндлера. Генерал Марк Хатчинсон покинул госпиталь, так и не пообщавшись с нами. Такого мне не забыть!
Все то время, что я сидел в госпитале, в голове безостановочно крутилось: «Ничто так не побуждает кровь закипать, как покушение на твою жизнь». Я был ошеломлен и взбудоражен нападением на полковника Хэндлера, но, кроме того, еще и зол как сто чертей.
Не этот ли букет эмоций стал одним из побудительных импульсов, приведших к массовой резне в Май-Лай [21] и другим подобным случаям? – думал я. Страх? Ярость? Жажда мщения? Общеизвестно, что вьетнамская война велась необычайно жестокими методами. Одно злодейство влекло за собой другое. В этих условиях невозможно было избежать страшных трагедий. Они были неминуемы, и они всегда происходили. Что же теперь столь тщательно стремится скрыть армия? Кто вчера послал за нами киллеров? Кто и почему убил полковника Хэндлера?