Угадай, как я тебя нашла. Просто проследила за тобой до дома после ужина с друзьями, когда вы сидели в той забегаловке «Асья де Куба» на бульваре Сансет. Ты оставил машину возле дома и поднялся по черной лестнице. Что, приятель, задыхаешься после первого же этажа? Значит, у тебя плохо со здоровьем. Да и со временем, пожалуй, тоже.
Я терпеливо ждала снаружи, пока ты не включил свет, а потом поднялась наверх. Знаешь, в тот момент я совершенно не боялась, по крайней мере не так, как раньше. Обычно пистолет кажется мне неестественно тяжелым и громоздким. А теперь я почти не замечала его в руке.
Почему ты не поставил на двери внутреннюю задвижку? Наверное, собирался, но не успел после переезда? А может, чувствовал себя в большей безопасности на новом месте и подумал, что это не важно? Ты абсолютно прав. Теперь это не важно.
Когда я вошла, в кухне было темно, а в гостиной горел свет и работал телевизор. На полке рядом с раковиной лежал разделочный нож, но я до него даже не дотронулась. У меня был свой — конечно, ты уже об этом знаешь, если читал мои письма.
Я стояла в кухне — долго, очень долго, слушая тебя и твоего товарища. Я не могла разобрать, о чем вы говорили, но мне нравились ваши голоса. А еще мне нравилось думать, что я последняя, кто их слышит.
Вдруг у меня опять сдали нервы. Совсем немного, но я сознавала, что дальше будет хуже. Я могла бы в ту же минуту выйти из квартиры, и ты бы не догадался, что я находилась рядом.
Ты похож на всех остальных. Никто не замечает моего присутствия, до самого последнего момента. Я женщина-невидимка. Впрочем, нас много.
Когда я ворвалась в гостиную, вы оба вскочили с места. Увидели пистолет и обомлели. Я чуть не спросила, понимаешь ли ты, почему я пришла — почему ты заслуживаешь смерти, — но испугалась, что не сумею довести дело до конца, если сделаю что-нибудь неправильно.
Я спустила курок, и ты упал на спину. Твой товарищ закричал и попытался сбежать. Уж не знаю, как он собирался скрыться.
Я убила его наповал. Вы оба умерли как мухи. Ты даже не пытался бороться за свою жизнь. Грязный маленький вонючка.
Прощай, Арнольд. Ты ушел, и все закончилось. Знаешь, тебя уже забыли.
Рассказчик знал, что пора остановиться. Так ему подсказывала интуиция; кроме того, это было частью плана — хорошего плана. И все-таки очень жаль. Только-только у него что-то начало получаться, а ведь он уже почти забыл, как это здорово.
Впрочем, Рассказчик получил то, что хотел. По всем каналам, во всех газетах звучали поздравления и похвалы. Особенно в «Лос-Анджелес таймс», где этого придурка Арнольда Гринера превратили в мученика и святого. Все сразу узнавали руку мастера — хотя никто не знал, как это хорошо на самом деле.
Ему хотелось устроить себе праздник, но как это сделать, если никому нельзя сказать? Он попытался в Ванкувере, и вон что получилось. Пришлось убить свою подругу — ну, не подругу, а так, приятельницу, девчонку, с которой он спал.
Так как насчет праздника? Арнольд Гринер умер — когда он об этом думал, то не мог удержаться от смеха. Да, забавно получилось, особенно если учесть все тонкости — как Гринер читал его послания, передавал их полиции, а потом получил свое письмо. В жизни все вышло по-иному, не так, как он написал в последнем сообщении. Этот ублюдок стал молить о пощаде, осознав, кто и зачем пришел, поэтому и убивать его было приятнее. Естественно, Рассказчик сделал это не сразу. Вся сцена заняла почти час, и он смаковал каждое мгновение.
Но все-таки что теперь?
Хорошо бы устроить вечеринку, но у него нет гостей. Э-хе-хе, совсем никого. Рассказчик вдруг сообразил, что́ ему нужно. В любом случае он сейчас в Уэствуде, так почему бы ему не припарковать машину и не отправиться в старенький «Театр Брюин», где показывали «Конкурента»? С Томом Крузом, Господи помилуй.
Он решил сходить в кино.
Ему захотелось посидеть вместе со своими и посмотреть на Тома Круза, притворяясь скверным, очень скверным парнем, который не знает жалости и угрызений совести.
«Ах, Том, как мне страшно!»
— Тебе звонил мистер Траскотт. Сказал, что хочет взять у тебя интервью. Говорил, что это важно. Он может приехать прямо домой, если ты не против. Спрашивал, получил ли ты его записки о женщинах-убийцах.
Я нахмурился и потряс головой:
— Забудь о Траскотте. Что еще случилось в мое отсутствие?
— Деймон сообщил тебе, что расстался со своей подружкой? — невозмутимо спросила Нана. — Ты вообще знал, что у него была девушка?
Мы сидели в кухне в первый день после моего возвращения домой — это была суббота. Я на всякий случай выглянул в гостиную и убедился, что там никого нет.
— Та самая, с которой он часто болтал по телефону? — уточнил я.
— Больше они не болтают, — усмехнулась Нана. — Может, оно и к лучшему. Он еще слишком мал для подобного.
Она повернулась к плите и вновь сосредоточилась на мясе с чилийским перцем, напевая «Иисус при Иерихоне».
Я был разочарован как самим чили, так и тем, что Нана положила в него индюшатину вместо обычной говядины или свинины. Похоже, Кайла Коулз все-таки нашла какой-то волшебный способ и убедила Нану начать перемены в своей жизни и позаботиться о самой себе. Браво, Кайла.
— Когда Деймон сказал тебе, что завел подружку? — спросил я, не желая оставить эту тему.
Мне не хотелось признавать, что я давно не в курсе личной жизни своего старшего сына, но любопытство было сильнее.
— Он ничего не говорил, все и так было понятно, — ответила Нана. — Подростки не рассказывают прямо о таких вещах. Корнелия два раза приходила к нам домой. Они вместе делали уроки. Очень миленькая девочка. Родители у нее, правда, адвокаты, но я ее за это не виню. — Она рассмеялась над своей шуткой. — Разве что немного.
Корнелия? Эксперт Нана и рохля Алекс. Все мои обещания и добрые намерения начать другую жизнь с каким-то дьявольским постоянством разбивались об одно и то же вечное препятствие — работу.
Я прозевал первую размолвку Деймона. И теперь этого не исправить. Господи, я даже ни разу не видел его подругу.
Несмотря ни на что, я был рад возвращению домой. Кухня быстро наполнялась ароматами еды, которую Нана готовила для семейного торжества в мою честь. Кроме чили, в меню входили ее знаменитый кукурузный хлеб, два чесночных салата, мясо под острым соусом и карамельный пудинг, обещавший стать украшением стола.
Я старался помогать ей, не особенно путаясь под ногами, а Нана поглядывала на часы и буквально летала по кухне. Мою радость портила лишь мысль, что я всего этого не заслужил. Вероятно, я еще не был аутсайдером на конкурсе лучших отцов, но в моем кармане уже лежал обратный билет в Лос-Анджелес.