– Что ж, пока ты занимаешься делом, – проговорил Артур с улыбкой, сознавая, что минуту назад поставил точку постельным утехам Бобби, – я не буду тебя больше ни о чем спрашивать.
– Когда она едет? – Отрывистые, резкие слова соответствовали хмурой гримасе на лице.
– Сегодня во второй половине дня. Эмма заказала ей билет на самолет.
Поморщившись, Бобби поднялся и, кивнув, направился к выходу, оставляя развалившегося в своем кресле Артура улыбаться и мечтать о тридцати малоизвестных полотнах импрессионистов, развешанных с искусной подсветкой на стенах галереи Энстеда. Струнный квартет на фоне картин будет смотреться просто отлично… Музыкантов, наверное, придется отбирать самому. Несколько молоденьких хорошеньких мордашек создадут соответствующее настроение…
– Он уже с тобой говорил? – Бобби стоял в кабинете Касси.
Касси кивнула.
– Закрой дверь.
Он закрыл дверь, но так и остался стоять на пороге: опасался, что, если приблизится к ней, не удержится и с досады двинет по какому-нибудь предмету кулаком. А если он сломает мебель в кабинете Касси, она этого не одобрит.
– Что сказал Артур?
– Что я нужна Уильяму Спенсеру в Хьюстоне и больше ничего.
– И подождать он, очевидно, не может.
– Я не решилась спросить.
– А я решился. Он сказал, четыре-пять дней, возможно, неделя. Меня это не устраивает.
– Я бы тоже предпочла поехать как-нибудь позже. – После прошлой ночи Касси продолжала витать в розовых облаках, но ей все же хватило ума не навоображать себе лишнего. Но сейчас она была рада, что Бобби расстраивает ее отъезд, пусть даже это явление временное и эгоистически мотивированное.
– Я, судя по всему, поехать с тобой не могу?
– Это могло бы вызвать у некоторых удивление. Разве тема твоей диссертации не Ле Корбюзье? [17]
– Господи, ну что за черт! – воскликнул Бобби.
– Да уж.
Он посмотрел на нее из-под ресниц:
– А сама-то ты хочешь видеть коллекцию?
– Она уникальна, Бобби. Если честно, не могу сказать, что я не хочу ее посмотреть. Хотя, может, лучше поехать потом? Ну, конечно же!
– Когда это потом? – Бобби сам удивился своему вопросу, но все же хотел услышать ответ.
– То есть после того как ты найдешь картину. После Болгарии, после того как вернусь из Будапешта. Когда тебя уже не будет. – Она положила ладони на стол и с минуту разглядывала свои ногти, потом подняла глаза на Бобби. – Ведь ты же в конце концов уедешь. Мы оба это знаем.
Вежливого ответа не последовало.
– Я ничего не прошу, – тихо сказала Касси. – Когда уйдешь, тогда уйдешь.
– Мне до смерти не хочется, чтобы ты уезжала сейчас, – пробормотал Бобби.
– Я скорее всего недолго пробуду в Хьюстоне. Коллекция Босвика находилась в одной семье на протяжении жизни многих поколений. Поэтому много вопросов относительно подлинности там не может возникнуть. – Она улыбнулась. – Ради такого секса, как прошлой ночью, я готова вкалывать круглые сутки без перерыва, а потом – ночным рейсом домой. Я могу обернуться за три дня.
Бобби улыбнулся:
– Ты всегда говоришь то, что чувствуешь, да?
– В основном. – Только это не касается ее фантазии о свадьбе. Узнай он об этом – с ума бы сошел.
Бобби энергично выдохнул, оттолкнулся от двери и, сделав несколько шагов, уселся в «барселонское» кресло.
– Ладно. Скажи еще раз, что вернешься через три дня.
– Через три дня как пить дать. Что тебе известно об английской сюжетно-тематической живописи? Я позвоню тебе в случае чего.
– Звони в любом случае. – Наклонившись над столом, он написал в ее блокноте два номера, вырвал и передал ей листок. – Мой мобильный и плавучий дом. Звони в любое время. Если тебе понадобится что-нибудь по работе, я свяжусь с Недом Эшбруком из галереи «Тейт». Он мне должен.
– Спасибо. Не исключено, небольшая разлука пойдет нам на пользу, – сказала Касси. – Как…
– Дерьмо.
Губы Касси тронула улыбка.
– Я просто пыталась соблюдать условности.
– Как будто это помогает, – ворчливо заметил Бобби. – Во сколько у тебя самолет?
Передвинув на столе бумаги, Касси отыскала билет.
– Боже мой! – Взглянув на него, она затем бросила взгляд на часы. – Пятнадцать тридцать. А я думала, в семнадцать пятьдесят. Я даже домой не успею заехать собрать вещи. А нужно еще позвонить Лив и отменить ужин.
– Я все сделаю. – Этим утром они приехали в машине Касси.
– Если хочешь, пока меня не будет, можешь пользоваться моей машиной, – предложила Касси, складывая билет и хватая сумочку. – Не стесняйся.
– Спасибо, но с Джо веселее.
Она улыбнулась:
– Я буду ревновать тебя к Джо.
– А я буду ревновать тебя к Биллу Спенсеру.
– Не ревнуй. Я вся твоя.
Бобби оказался застигнут врасплох. Непонятно что – ее слова или ее улыбка – подействовало на него как удар под дых. Впрочем, одно хорошо – она принадлежит ему, и он быстро взял себя в руки.
– Тогда буду ждать тебя, присматривать за хозяйством, – улыбнулся он. – Сообщи, когда твой рейс, и я тебя встречу в аэропорту.
В то время как самолет Касси пролетал над Небраской, Бобби грелся на солнышке на Сен-Круа. Будучи не в настроении работать на Артура, он закончил трудовой день пораньше и теперь с холодным пивом в руке сидел, развалясь в кресле на палубе и наблюдая за движением на реке. Еще немного пива, и он отправится ужинать в прибрежный ресторанчик, а вернувшись, будет ждать звонка от Касси. Она обещала позвонить сразу, как только устроится в гостинице.
Солнышко пригревало, денек выдался теплый и безветренный, и теперь, когда Бобби знал, что Касси скоро вернется, его мрачный настрой немного смягчился. Он не помнил, когда ждал женщину с таким нетерпением. Да, пожалуй, никогда! И если б не три пива, от которых Бобби разморило, данное обстоятельство его бы несколько обескуражило. А знай он о звонке, который Артур сделал Биллу Спенсеру не более часа назад, попросив того задержать Касси в Хьюстоне по крайней мере на неделю, то точно потерял бы покой.
Ну а если б он был в курсе махинаций, ставших причиной отъезда Касси, то сам дьявол не знает, что с ним бы стало.
Однако Бобби ничего не знал.