— И рад бы, да не могу. Будущим летом Магнус возьмет для меня Большой приз в Лонгшампе.
Из этого замечания Флора заключила, что Адам Серр выставляет своих коней на бегах не только в Америке, но и во Франции. Стало быть, на парижских ипподромах, регулярно посещаемых парижской аристократией, он неизбежно сталкивается со своей супругой. Флора дорого бы дала, чтобы узнать, как происходят эти встречи. Они делают вид, что незнакомы? Или любезно кивают друг другу издалека? А может, Адам лжет, и на самом деле супруги до самого последнего времени вполне неплохо уживались, да и в постели у них все было прекрасно?
— В Лонгшампе вашему Магнусу придется соревноваться с Вихрем, который принадлежит графу Девонширскому, — заметил лорд Халдейн. — В прошлом сезоне Вихрь взял первый приз, и Фредди, насколько я знаю, намерен снова выставить его.
— Поскольку продать Магнуса я не могу, — сказал Адам, — то в качестве утешения предлагаю вам поставить будущим летом против Вихря. Сорвете большой куш. Потому что первым придет мой Магнус.
— Досадно, досадно, — вздохнул лорд Халдейн, — мы бы могли сговориться о цене… Ну да ладно. А нет ли часом у вашего Магнуса братца — таких же статей и такого же ходкого? Признайтесь, вы не прячете где-нибудь его близнеца?
— Вы попали в самую точку, — сказал Адам. — У Магнуса есть единокровный брат. Только он еще совсем молодой. Желаете взглянуть? Через двор — в другом крыле.
— А он продается? — спросил лорд Халдейн. Адам утвердительно кивнул. — Тогда ведите.
Гнедой двухлеток, которого они увидели, мало в чем уступал Магнусу: могуч, длинноног, строен. Мужчины сговорились о цене буквально за пару минут.
По предложению Адама конюх стал готовить красавца гнедка для показательной пробежки. Лорд Халдейн до того разволновался и был охвачен таким нетерпением, что бросился помогать седлать коня, обстоятельно восторгаясь каждым его достоинством в отдельности и вслух смакуя грядущую месть графу Хантли.
Между двумя английскими графами существовало давнее и яростное соперничество. Поскольку оно ограничивалось только спортивной сферой и не переходило в личную вражду, то Флора считала его здоровым и полезным. Вот и сейчас она радовалась молодому азарту своего отца.
— Дорогая, ты пойдешь со мной? — спросил лорд Халдейн, наблюдая за тем, как конюх подтягивает подпруги. Ласково поглаживая коня, он прибавил: — Поглядим вместе, на что способно это прелестное создание.
— У меня имеется прекрасная лошадь под женское седло, — сказал Адам. — Отлично подойдет для чинных прогулок в Гайд-парке. Я мог бы показать ее леди Флоре прямо сейчас. Сделаем вот как: вы, Джордж, идите на беговую дорожку — Том вас проводит, — а я догоню вас попозже.
— Договорились, — рассеянно согласился лорд Халдейн. Он горел желанием побыстрее увидеть гнедка в деле. — Идемте, Том. Так вы и впрямь полагаете, что этот жеребец способен пробежать милю за минуту и сорок шесть секунд?
Оживленно беседуя, граф и конюх вышли из конюшни на яркое солнце.
Адам и Флора остались одни в легком сумраке… и в почти гробовой тишине. Время от времени в стойлах переминались лошади или раздавалось тихое ржание. Но, за вычетом этих периодических и приглушенных перегородками звуков, под каменными сводами было до того диковинно тихо, что они слышали свое дыхание, гулкое и напряженное.
Наконец Адам осторожным ласковым пальцем скользнул по пряди волос, выбившейся из Флориной прически, и сказал:
— Я не имел намерения показывать тебе лошадь. Это только предлог. А впрочем, ты, верно, и сама догадалась.
— Ни о чем я не догадалась! — решительно возразила Флора и оттолкнула его руку. Она все еще обижалась на молодого человека за сцену во время завтрака. — И ни о чем догадываться не желаю. Я сердита на тебя.
— Это я сердит на тебя, — почти грубо осадил девушку Адам. При этом он взял ее руку и стал нежно поглаживать тыльную сторону ладони.
— Вот как? — насмешливо сказала Флора, бросив многозначительный взгляд на пальцы, ласкающие ее руку.
Он тяжело вздохнул. Ему и самому было тошно так разрываться. Уж, кажется, хватило удовольствий в течение ночи… ан нет! Опять влечет, да так властно, так безрассудно…
— Не люблю, когда судят и рядят о моей жене, ничего толком про нее не зная, — обиженно проворчал молодой человек. — Что за охота бессмысленно дразнить меня? И тем более после того, что было между нами ночью! Ведь мы глаз не сомкнули, а это что-нибудь да значит!
— Ах, значит, я не давала тебе спать? — воскликнула Флора не без язвительной нотки в голосе. — Или, может, это ты не давал мне заснуть?
— Прекрати! — взбешенно рявкнул Адам. — Хватит меня задирать!
— Да вы никак стали обидчивым, граф! — По тону девушки было ясно, что гнев Адама ее не слишком-то пугает. Флора умела постоять за себя.
— Ладно, — сказала она, — оставим в стороне глупый вопрос о том, кто кого измотал сегодня ночью. На самом деле я просто терпеть не могу, когда со мной разговаривают свысока, будто ставят меня на место. То, что мы ночь провели вместе, не дает вам никаких прав на мою жизнь — в том числе и права покрикивать на меня. Я привыкла самостоятельно принимать все решения — до постели, в постели и после постели. Если мне взбредет в голову повидаться с вашей женой — я это сделаю, и все тут!
— А у меня, стало быть, разрешения спрашивать не станете?
— Не стану.
Оба молчали. Снова их объяла тишина. Но теперь воздух был заряжен куда большей злостью, чем в начале их разговора. От мелкой размолвки молодые люди ходкой рысью двигались к доброй ссоре.
В этом отдаленном крыле было безлюдно — конюхи закончили свои утренние дела и ушли. Через маленькие оконца света вливалось мало, было сумрачно, как в средневековом храме с цветными мозаичными окнами. Сходство длинного помещения с церковью усиливал непомерно высокий сводчатый потолок.
Такая конюшня — истинный лошадиный храм, где молятся на породистых жеребцов, — даже несколько раздражала своими размерами, почти полным отсутствием запахов и невиданной чистотой.
Флора первой устала держать паузу. Тишина слишком давила на нее.
— Вы вольны мнить себя восточным деспотом, — выпалила она, — и никто вам не запретит по своему усмотрению повелевать челядью и работниками — подданными вашего небольшого ханства. А впрочем, при одном взгляде на эту волшебно вылизанную конюшню любой поймет, что вы правите здесь железной рукой. Однако помыкать мною — этого я вам не позволю! Никто и никогда мной не командовал и командовать не будет!
— Ой, не зарекайся! — усмехнулся Адам и, меняя тактику, нежно обнял девушку за талию.
Флора не знала, как трактовать странный блеск в его глазах. Что это — издевка? коварство? подавленная ярость? или просто игра света от низких окон? И что для него их спор — забава? Или он и вправду оскорблен?
— Вы обольщаетесь, мистер Серр! — сказала она, готовая до конца стоять за свое выстраданное право на независимость. — Рано или поздно вам встретится кое-кто, кем вам будет слабо вертеть по своему усмотрению.