— Знаешь, я долго не появлялся на виду и обнаружил, что люди уже успели позабыть, как я выгляжу, — без тени усмешки сказал глава преступного мира Санктуария. — Особенно после тех «изменений», которые со мной приключились с тех времен, когда я был, что называется, «общественным деятелем». В любом случае маскировка только привлекла бы ко мне внимание, вместо того чтобы спрятать, особенно в таком месте, как «Распутный Единорог». Так что я — просто еще один старик.., как и ты.
Когда выяснилось, что Джабал рассчитал все верно, Хакиму стало как-то не по себе.., настолько, что действие принятого им вина мгновенно испарилось. Они знали один другого так долго… собственно говоря, с тех самых пор, как Хаким поселился в Санктуарии… Джабал окружил свою личность ореолом таинственности. Обычно он не покидал своего убежища без широкого плаща и голубой ястребиной маски, скрывающей черты лица.
А после того, как он постарел из-за заклятий, которые исцелили его от ран, полученных при налете пасынков на его гнездо, Джабал вообще не показывался на людях. Поэтому, сидя в «Распутном Единороге» рядом с бывшим рабом-гладиатором, который даже не пытался маскироваться, Хаким чувствовал себя мишенью на военном стрельбище.
— Что ты здесь делаешь?
— Я прослышал о твоем новом назначении, — сказал Джабал.
Его темные губы изогнулись в улыбке. — Конечно, хорошие новости в этом городе распространяются медленнее, чем плохие, но все же распространяются.
— Я понял это из первых же твоих слов. Чего я не понимаю, так почему это подвигло тебя сюда явиться? Прости, конечно, но что-то не верится, что ты пришел только для того, чтоб пожелать мне счастливого пути. Раньше ты находил меня только тогда, когда я каким-то образом был нужен для успеха твоих махинаций. Так какую же пользу ты можешь извлечь из моего нового назначения?
Король преступников хохотнул и покачал головой.
— За годы службы во дворце твой язык сделался острым, как бритва, старик, но, по-моему, ни ты, ни я не станем особенно возражать против небольшого разговора, поскольку он касается дела. Ну, вот я и подошел к сути.
Джабал окинул быстрым взглядом зал таверны, наклонился над столом к Хакиму и сказал, понизив голос:
— У меня к тебе деловое предложение. Если в двух словах — я хочу составить тебе компанию в этом твоем новом назначении.
— Глупость какая!
Слова сорвались с языка прежде, чем Хаким успел их осмыслить. И он заметил, как нахмурился Джабал, услышав их.
— И что же кажется тебе глупым? — требовательно спросил бывший работорговец. — Значит, мое общество тебе настолько неприятно, а мои советы стоят так мало, что…
— Нет! — поспешно прервал его сказитель. — Я имел в виду другое. У тебя ведь в Санктуарии есть все, чего только можно пожелать… Деньги, власть… Представить себе не могу, чего ради ты хочешь отказаться от всего этого и пуститься в странствия, уехать в чужие земли, где никто тебя не знает и где тебе придется начинать все сначала? Вот что показалось мне сущей глупостью… Нелепа вся эта затея целиком.
И Хаким, горько вздохнув, потянулся к своему кувшину.
— Это нелепо для любого, кто может распоряжаться своей жизнью… Подумать только — променять все неизвестно на что!
Если бы я мог выбирать… Но я не могу. Я должен ехать… Ради принца, ради Бейсы, ради Санктуария. Ну какая может быть во всем этом радость для старого сказителя, а?
— Это зависит от того, насколько ты ценишь то, что приходится оставить, — просто ответил Джабал, не обращая внимания на жалостливые замечания Хакима. — Мне странно слышать, что ты думаешь, будто у меня есть в Санктуарии все, чего только можно пожелать. Знаешь ли, тебе всегда с избытком доставалось, чем меня никогда не жаловали.
— Это что же? — невольно полюбопытствовал Хаким.
— Уважение, — ответил Джабал и нахмурил брови. — Наверное, и мне перепадало немного уважения — когда-то, когда я побеждал в бою на гладиаторской арене. Да только все равно приличное общество и тогда считало меня чем-то вроде безмозглого животного. Я не мог найти работу, которая обеспечивала бы мне достаточно денег, чтобы вести образ жизни, который мне по нраву, — и мне пришлось воровать.
— Что ж, в этой области ты заслужил своего рода уважение, — улыбнулся сказитель.
Джабал помрачнел еще больше.
— Не надо, Хаким, а? Это нехорошо с твоей стороны. Мы оба прекрасно понимаем, что в этом городе меня никогда не уважали.
Боялись, да. Но страх и уважение — совершенно разные вещи.
Невозможно купить уважение за деньги или силой заставить кого-то себя уважать. Уважение нужно заслужить.
— Так почему бы не заслужить его здесь? — насупился Хаким.
— А ты думаешь, я не пытался? — скривился бывший раб. — Проблема в том, что в Санктуарии слишком много людей знают о моем прошлом и от этого все усилия идут насмарку. Вот, пожалуйста, живой пример. Я месяцами добивался аудиенции у принца.
— У Кадакитиса? И какое у тебя к нему было дело?
Джабал еще раз окинул взглядом зал, потом придвинулся поближе и понизил голос:
— Хотел предложить ему услуги моей шпионской сети. В прошлом, когда я занимался делами — ну, ты понимаешь, о чем я, — она работала прекрасно, и я подумал, что это может пригодиться принцу в делах управления городом.
— И он отказался? — нахмурился Хаким. — Что-то на принца не похоже.
— Я так с ним и не увиделся, — сказал король преступного мира. — Похоже, те, кто составляет регламент, согласны были допустить, чтобы я увидел принца, только при условии, что он будет возглавлять судебное разбирательство надо мной! Каких только обходных путей я не искал, на какие только рычаги не нажимал!.. И — ничего не сработало. Дохлый номер! Я даже прижал кое-кого из «друзей» принца — и, представь, они предпочли откупиться от меня, чем сделать то, о чем я просил. Я понял, что моя организация станет более действенной, если я из нее уйду.
Вот почему я хочу отправиться с тобой.
Сказителю стало ясно, что Джабал, стараясь заслужить уважение, использовал столь сомнительные методы, что его враги совершенно уверились во всех слухах, что ходили о Джабале. Но Хаким также знал, что характер у бывшего раба-гладиатора горячий и уж больно он скор на руку, так что спорить с ним — себе дороже. Постаревший или нет, но бывший гладиатор по-прежнему был силой, с которой стоило считаться, если речь шла о свирепости натуры.
— И ты считаешь, что тебе будет легче добиться уважения к Бейсибской империи, в окружении людей, физически отличных от нас? — спросил Хаким, осторожно меняя тему разговора.
— Кто знает? — пожал плечами Джабал. — Хуже, чем здесь, уж точно не будет. Там, по крайней мере, груз прошлого не будет висеть на мне, словно колокольчик на шее прокаженного. Это будет совсем новая жизнь, среди людей, которые не знают о том, кем и чем я был раньше, и не будут шарахаться, услышав мое имя.