– Не так-то легко противостоять Темной силе, да?
Моя шутка оценена не была. Гевин взглянул на меня из темноты капюшона. Лицо его было бледным, он не улыбался.
– Чего?
– Темная сила… Ладно, не важно. – Я не собиралась спрашивать, смотрел ли он ставшими эпическими «Звездные войны». – Пришел помочь мне с покраской?
Я вошла к себе, Гевин последовал за мной.
– Ну да.
Гевин не был болтлив, но и неразговорчивым его не назовешь. Я смотрела на него краем глаза, пока клала на стол свою почту и ставила сумку. Он сразу направился в гостиную, на ходу снял через голову свитер и аккуратно повесил его на спинку кресла. Под свитером на нем была простая серая водолазка. Он наклонился, чтобы открыть банку с краской. Край футболки выбился из-за пояса джинсов, открывая спину. Он показался мне еще худее, чем прежде. В последние дни я не видела машину его матери, что значило только то, что, когда я была дома, она отсутствовала. Может быть, он просто не ужинал.
– Поесть не хочешь?
Сидя на корточках, он оглянулся на меня через плечо.
– Можно.
Я засунула две замороженные пиццы в духовку и поднялась наверх, чтобы переодеться в рабочую одежду. К тому времени как я спустилась, Гевин уже разложил кисти и ролики, разлил краску в лотки. Духовка издала сигнал. Гевин встал и повернулся ко мне.
Увидев его руку – впервые за все время нашего знакомства, – я встала как вкопанная. Рукав его водолазки задрался до плеча, обнажая три или четыре тонкие красные полосы. Порезы.
– Что у тебя с рукой?
Он опустил рукав, скрывая порезы.
– Кот поцарапал.
Я воспользовалась тем, чтобы уделить внимание пицце и никак не комментировать его ответ. Все может быть. Почему кот не мог его поцарапать? Может быть, так оно и было. Я больше не стала возвращаться к этой теме.
Он съел только два куска пиццы, хотя обычно его нормой было четыре. Я промолчала и в этот раз. Завернув то, что осталось, положила на столешницу.
– Возьмешь с собой, когда будешь уходить, – сказала я. – Я все равно это есть не буду.
Он чуть улыбнулся:
– Хорошо.
Я подавила желание протянуть руку и взъерошить ему волосы. Мальчикам, особенно когда им пятнадцать лет, вряд ли понравится подобное обращение.
Мы вернулись к работе, и он спросил, нельзя ли включить какую-нибудь музыку. Кажется, мне удалось удивить его своей коллекцией дисков.
– У вас здесь есть несколько приличных вещей, мисс Каванаг. – Он поднял последний диск одной из альтернативных рок-групп.
Я проглотила подразумевающееся «для немолодой уже дамы».
– Спасибо. Можешь поставить его, если хочешь.
Он так и сделал, и мы еще немного поработали, иногда бок о бок, иногда порознь. За последние несколько месяцев он подрос и теперь возвышался надо мной примерно на дюйм, поэтому я отдала ему на откуп стремянку, чтобы он заканчивал стены ближе к потолку.
– Знаешь что, Гевин, – сказала я немного спустя, – тебе необязательно называть меня мисс Каванаг. Можешь звать меня Элли.
Он взглянул на меня сверху вниз.
– Моя мама говорит мне, что я должен проявлять уважение к людям.
– Твоя мама права. Но если ты будешь называть по имени, я не сочту это неуважением ко мне. – Я закончила красить последний угол и повернулась, чтобы положить ролик в лоток. – Я разрешаю тебе звать меня по имени.
Гевин несколько секунд водил роликом по стене.
– Можно.
Комната стала выглядеть лучше, хотя еще один слой краски точно не помешает. Я начала уборку. Гевин мне помогал. Подсобка была маленькой, и потому мы натыкались друг на друга, обмениваясь неловкими улыбками, когда, например, Гевин поворачивался к раковине, чтобы положить туда ролик, а я пятилась, уступая ему дорогу. Я задела полку, на которой стояли моющие средства и лежали вешалки. Некоторые из них стали падать на пол, и Гевин потянулся, чтобы их схватить.
Ничего пошлого в этом не было. Он даже не касался меня, когда подставлял руки, чтобы удержать остальные книги от падения. Мы оба смеялись, пока я вдруг не бросила взгляд на заднюю дверь, в окне которой показалось чье-то лицо.
Мой смех оборвался, когда я с возрастающим смущением узнала миссис Осли. С бьющимся сердцем я прошла мимо Гевина и открыла дверь.
– Вы меня напугали.
– Я стучала в парадную, но мне никто не открыл. – Она улыбнулась мне, сузив глаза: – Гевин, пора домой.
– Я хочу помочь Элли закончить с уборкой…
– Домой. Немедленно! – Ее голос исключал всякие возражения.
– Все в порядке, Гевин, – сказала я. – Осталось совсем немного. Я сама справлюсь.
– Пойду возьму свитер, – сказал Гевин и вышел в коридор.
Мы с миссис Осли остались вдвоем в тесном пространстве моей подсобки. Между нами воцарилось неловкое молчание. Ей больше нечего было сказать мне, мне – ей. Возвращение Гевина – он снова надел капюшон – избавило нас от еще большей неловкости. Миссис Осли вышла, и он последовал за ней.
Я закрыла за ними дверь, думая о том, что приобрела в ее лице врага, хотя не могла понять, в чем моя вина.
Чад мог не звонить мне неделями, и я привыкла не особенно волноваться, когда это случалось. Мы поддерживали связь через электронную почту и открытки, обращаясь к телефонной связи, когда кто-нибудь из нас вдруг спохватывался, что мы не общаемся уже длительное время. Такое также случалось, когда в жизни одного из нас наступал кризис. Когда Чад не позвонил мне, после того как я оставила ему сообщение, благодаря его за то, что он прислал мне «Принцессу-бродяжку», я не встревожилась. Но по прошествии нескольких дней, в течение которых не ответил ни на одно из моих электронных писем, я поняла: что-то случилось.
Когда он взял трубку, его голос звучал невнятно, словно он говорил с полным ртом сиропа.
– Алло?
Чад немного приободрился, услышав мой голос, но до свойственной ему экспансивной балабольни было далеко. Он что-то пробормотал насчет кучи работы, своей занятости в любительском театре, сообщил о рождении ребенка у сестры Люка, но все это было только балластом, заполнявшим тишину. Главного он мне так и не говорил.
– Что случилось? – наконец сама спросила я. – Скажи мне, Чедди.
Он молчал так долго, что можно было подумать, будто нас разъединили, но я слышала его дыхание.
– Просто я немного не в настроении, Элли.
– Ох, Чад, – вздохнула я, так как что еще можно на это ответить? Никакие обнадеживающие слова в любом случае не заменят объятий. – И как ты себе его поднимаешь?
Мне это удалось – он выдавил «кхе-кхе».
– То же, что и всегда. Топлю свою депрессию в сандэ [6] с горячим шоколадным сиропом.