– Конечно.
Я не стала принимать душ, только забежала в туалет и набрала целый рот его зубной пасты, чтобы основательно прополоскать рот, раз уж под рукой нет своей зубной щетки. Задержав взгляд на отражении в зеркале, я не смогла сдержать усмешку: тушь смазалась, волосы растрепались, но, черт возьми, разве я не выглядела довольной?
Алекс поставил тарелки на столешницу и нагрузил их яичницей с беконом. Когда я уселась, тостер звякнул, и Алекс вытащил оттуда тонкие поджаренные ломтики пшеничного хлеба. Когда я удобно устроилась на одном из плетеных барных стульев, на столешнице появились пачка масла на тарелке и полупустая банка персикового джема.
Чайник свистнул, и Алекс снял его, чтобы налить горячей воды мне в кружку, потом достал коробку с чайными пакетиками «Эрл Грей».
– Вау, вот это сервис! – восторженно выдохнула я.
– Я сейчас вернусь. Не жди меня, приступай.
Я воткнула вилку в яичницу, пока Алекс скрылся в одной из спален, чтобы мгновение спустя выйти оттуда уже в шерстяных штанах – на сей раз с изображением Бэтмена. Алекс бросил небрежно свернутый в клубок фартук на столешницу и уселся рядом со мной.
– Вкусно? – спросил он, показав глазами на еду.
Я кивнула с набитым ртом. Легонько соприкоснулись наши свисавшие ступни, потом – колени. Алекс дотрагивался до меня специально, и в этом не было ничего неловкого или наглого – в конце концов, вчера вечером мы были вместе, голые и потные, наши губы ласкали друг друга везде. Да, мы не трахались по-настоящему, зато все остальное делали, да еще как!
– Оливия? – Он задумчиво сдвинул брови. – Ты в порядке?
– Разумеется. А ты?
Лицо Алекса всегда оставалось бесстрастным, мне никак не удавалось прочитать его выражение. Отражавшиеся на этом лице чувства требовали перевода, а я знала Алекса недостаточно хорошо, чтобы уметь истолковывать их. Глядя на него, я видела историю, фотографию – момент, который хотела ухватить, зафиксировать, удержать.
– Да.
Я поковыряла вилкой в остатках яичницы. Потом медленно, глубоко вдохнула, попыталась успокоиться и повернулась на своем стуле, оказавшись прямо напротив Алекса.
– Слушай… Насчет прошлой ночи…
Мой любовник мрачно смотрел на меня, ничего не говоря, его взгляд казался задумчивым и серьезным. Он медленно жевал и глотал. Я наблюдала за тем, как двигается его горло, и вспоминала вкус его кожи. Я думала о затененной веранде и силуэте Алекса, о мужчине на коленях перед ним. В моих ушах слышался звук сладостного стона.
– На самом деле, у меня никогда не было секса с Патриком. Мы встречались почти четыре года и даже собирались пожениться, но по-настоящему никогда не спали вместе. – Я взяла в обе ладони почти остывшую чашку и откашлялась. Я должна была это сказать. Мне нужно было поведать ему обо всем прежде, чем наши отношения зашли бы еще дальше.
Алекс кивнул, но ничего не ответил, молча ожидая продолжения.
– Патрик объяснил мне, что у нас нет секса, потому что он хочет подождать. Потому что он – католик. И я поверила в это, потому что любила его. Хотя Патрику нравилось принимать от меня оральные ласки. С этим все было в порядке. – Я засмеялась и откинулась на спинку стула, закрыв лицо рукой. – Боже праведный! Сейчас все кажется таким очевидным, но тогда… думаю, я просто видела то, что хотела видеть.
– Или, возможно, он не хотел признавать свою ориентацию.
– И это тоже, – вздохнула я. – Так или иначе, но за пару недель до нашей свадьбы я убирала белье после стирки в ящик его комода. И нашла там коробку презервативов.
– Ого!
Даже сейчас воспоминания вызывали у меня тошноту. Эти презервативы были явным свидетельством измены. Я сразу поняла, что они предназначались не для меня.
– Да. Я рассказала Патрику о своей находке. Предполагала, что он, возможно, будет все отрицать… но этого не произошло. Думала, он признается, что замутил с какой-то девчонкой, что-то вроде этого. И совершенно не ожидала, что Патрик расскажет мне, как протрахал себе путь в гей-сообщество города.
– Значит, он открыто признался тебе в своем гомосексуализме?
– Выходит, что так. Он сказал: «Я – гомосек, Оливия, и мне нравится трахать других мужчин». Патрик выглядел испуганным, когда говорил это, но он все-таки мне признался.
Алекс моргнул и на мгновение отвел взгляд.
– И как ты отреагировала?
– Я не верила ему примерно пару секунд, а потом… потом все вдруг обрело смысл. Встало на свои места. И я просто… решила покончить с этим. Я плакала. Бросила в него коробкой презервативов. Они рассыпались по полу, и Патрик бросился на колени, чтобы собрать их. Я помню это… как он упал на колени, чтобы подобрать свои презервативы, словно они были драгоценными. Словно я бросила на пол кучу бриллиантов, и он хотел убедиться, что ни один из них не пропал.
Я посмотрела на Алекса:
– Тогда-то я и сказала ему, что наша свадьба отменяется, что я его бросаю.
Судя по всему, Алекс был удивлен.
– А я думал, что именно он разорвал отношения, после того как признался тебе в своей ориентации.
Похоже, Патрик уже успел поговорить с ним об этом, изложив свою версию событий. Я покачала головой:
– Нет. Именно так и думают все вокруг. Но на самом деле после случившегося Патрик буквально умолял меня выйти за него замуж. Говорил, что семья откажется от него, что мы потеряем все деньги на банковских счетах. Уверял, что мы просто обязаны пожениться! А я любила его, поэтому… сначала сказала «да». Согласилась обманывать во имя любви к нему. Ответила, что готова жить во лжи ради него.
– Но ты не вышла за него замуж.
– Нет. Мы все выяснили, навели порядок, убрали выстиранное белье и потом… – Я с усилием глотнула, вспоминая. В памяти воскрес запах парфюма Патрика. Вкус его слез. – Он поцеловал меня. И принялся ласкать своими руками. Он пытался заняться со мной любовью. Патрик сказал, что хотел доказать мне: он может быть хорошим мужем. Но я уже не могла воспринимать его в таком качестве, Алекс. Не могла выносить его прикосновения. После того, что он сделал… я могла думать лишь о том, как он уверял, что любит меня больше всех на свете, и при этом лгал мне все эти годы. Может быть, лгал и себе, так долго… Но главным образом обманывал все же меня.
Алекс потер мое плечо, желая утешить, его пальцы мягко сжались.
– Мне очень жаль, Оливия. Это была самая гадкая вещь, которую он только мог сделать.
Я накрыла своей ладонью руку Алекса, но вовсе не для того, чтобы снять ее. Просто сжала ее в ответ.
– Да. Так и было. И даже еще гаже, ведь он рассказал всем и каждому, что это я изменила ему.
– И ты никому не открыла правду?
– Я пообещала ему, что не стану этого делать. Думала, будет честно, если он сам откровенно расскажет остальным о своей ориентации. И я, возможно, поддержала бы его, если бы так не злилась…