Лишь два-три звонких ржания, прозвучавших в вечернем воздухе, подобно боевой трубе, донеслись до слуха притаившихся охотников. Скоро, однако, треск кустарника возобновился и наконец с полдюжины мустангов, более смелых, чем их товарищи, показались над опушкой лужайки, вытянув вперед головы с раздутыми ноздрями и блестящими глазами. Через мгновение пять из них, взмахнув гривами, мгновенно повернулись и исчезли в лесу.

Остался стоять лишь один конь, белый, как лебедь, без малейшего пятнышка. Стоя на своих стройных ногах и вытянув белую шею по направлению к озеру, он с силой бил по крутым бокам своим пышным хвостом; от всей фигуры его веяло диким величием.

— Даю голову на отсечение, — прошептал Энсинас новичку, притаившемуся рядом с ним, — что это сам Белый Скакун Прерий.

— Что это за Белый Скакун Прерий? — полюбопытствовал Рамон.

— Это такой конь, который близко не подпускает к себе и которого никому не удается поймать. Те, кто осмеливаются приблизиться к нему, пропадают без вести.

— Вы шутите, сеньор?

— Тише! Не испугай его. Да смотри во все глаза: лучшего коня ты нигде не увидишь!

В самом деле, трудно представить себе более великолепный образчик этой вообще превосходной породы лошадей, столь обыкновенной в некоторых провинциях Мексики. Сила, изящество, легкость так гармонически соединяются в них, что ничего подобного нельзя увидеть ни в одной самой богатой конюшне.

В несколько мягких и эластичных прыжков Скакун достиг берега озера, где, как в зеркале, отразилась его гордая и стройная фигура, и остановился, весь дрожа, подобно струне. Затем, с кокетливостью нимфы, любующейся своим отражением в воде, он вытянул вперед шею и опустился передними ногами в воду с такой осторожностью, что даже не замутил ее.

— Ах, сеньор Энсинас! — прошептал Рамон. — Вот бы теперь набросить на него лассо!

— Вряд ли из этого вышел бы толк, мальчик! Притом любая попытка овладеть им обычно оканчивается несчастьем.

Тем временем Скакун Прерий опустился передними ногами в озеро, издал звучный храп и потом уже принялся жадно глотать воду. Время от времени он приподнимал голову, обводя беспокойным взглядом чащу леса.

Тогда зрители увидали, как над изгородью палисада осторожно выглянула голова одного из слуг и тотчас скрылась обратно. То же проделал и его товарищ.

Неожиданно Скакун метнулся на берег, подняв целое облако пены, и с быстротой вихря помчался прочь от озера.

В то же мгновение из палисада вылетел слуга, размахивая над головой кожаным лассо. Ремень свистнул в воздухе, и петля упала на шею Скакуна, но лошадь вакеро, не успев повернуть вдоль берега, поскользнулась и покатилась по крутому откосу в озеро, увлекая и своего всадника.

— Что я говорил! — воскликнул охотник, которого этот непредвиденный случай еще более утвердил в его суеверии. — Посмотрите, как этот неуловимый конь освободился от лассо!

Между тем белый конь продолжал мчаться, потряхивая головой. Вся гордость благородного животного, видимо, возмущалась от нечистого прикосновения ремня, пущенного в него рукой человека, и скоро он далеко отбросил его от себя.

Второй вакеро уже летел по его следам, держа наготове лассо. Развертывалось удивительное зрелище, где человек и конь, казалось, соперничали один с другим, выказывая чудеса ловкости и сноровки. Ничто не останавливало всадника. Летевшие навстречу деревья грозили ему смертью, но вакеро, проворный, как кентавр, обходил все препятствия, с виду непреодолимые, успевая вовремя пригнуться к седлу или даже совсем повиснуть над лошадью. Скоро оба скрылись из виду.

Тогда все зрители разом высыпали из своих убежищ, испуская восторженные крики. Сцена, только что разыгравшаяся перед их глазами, сама по себе стоила поимки двух десятков диких мустангов.

Тем временем Энсинас поспешил к горемычному вакеро, который в эту минуту со сконфуженным видом выбрался на берег, весь мокрый и облепленный илом. Добряк захотел утешить бедняка.

— Счастье ваше, что вы так вовремя отступились от него! Дай Бог, чтобы и ваш товарищ сделал это, пока не поздно, так как иначе гибель его неизбежна! — убежденно заявил Энсинас.

IV. ОХОТА НА МУСТАНГОВ

Когда первый момент смятения прошел, дон Августин разослал приказ загонщикам этой же ночью сузить круг, которым они оцепили Бизонье озеро. Теперь не было сомнения в присутствии около него громадного табуна диких мустангов, которыми и было решено овладеть в следующую ночь. Пока развозили это приказание, слуги дона Августина устраивали костер для приготовления ужина и освещения лагеря в течение ночи, в чем им деятельно помогали охотники за бизонами, исключая, впрочем, Энсинаса. Последнего донья Розарита пожелала кое о чем расспросить, пользуясь тем, что отец ее прогуливался в это время с сенатором, вероятно, обсуждая с ним свои планы на будущее.

Сидя на берегу озера, молодая девушка рассеянно слушала стоявшего перед ней охотника, машинально обрывая лепестки букета, собранного для нее сенатором. Вечерний ветерок рябил поверхность озера, на которую она бросала задумчивые взгляды. Белая и грациозная, подобно ундине [78] , Розарита, слушая охотника, думала об опасностях, окружающих в пустыне одинокого путешественника. Но не о себе она беспокоилась: все ее мысли покоились на молодом человеке, так внезапно покинувшем ночью их гасиенду, о котором она вот уже две недели ничего не слыхала. По некоторым робким справкам, наведенным ею, оказалось, что ни по дороге в Гваймас, ни по дороге в Ариспу никто не встречал приемного сына Арельяно. Один вакеро видел его пустую хижину, и ничто не указывало, чтобы он возвратился туда, где протекло его детство. Он должен был направиться не иначе как к Тубаку, а там как раз начинались опасности. Энсинас прибыл из президио, и от него молодая девушка надеялась получить сведения о человеке, который завладел всем ее существом.

Сумерки начали густеть над озером, его гладь блекла, темнела. Скоро легкие пары задымились над водой, затягивая ее легкой вуалью. Это был час, когда птицы скрываются под листвой деревьев, посылая последнее «прости» умирающему дню.

Розарита, задумчивая и мечтательная, прислушивалась к гармоничному шепоту вечернего бриза и, казалось, была погружена в неопределенную грусть.

Внезапно она пронзительно вскрикнула и указала рукой на темный канал, где под сводами зелени, в которой терялись воды озера, осторожно кралась человеческая фигура. По ее странной прическе и раскрашенному красками лицу в ней сразу можно было признать индейца. Первое время сам охотник поддался чувству тревоги при виде странного гостя, однако скоро жестом успокоил дона Августина, бежавшего на крик дочери с оружием в руках.

— Пустяки, — заметил Энсинас, — это мой друг команч, хотя и страшный на вид!

Чтобы окончательно рассеять недоверчивость отца и дочери, охотник спокойно пошел навстречу индейцу. Да и последний, при виде сидевших на берегу людей, перебросил через плечо карабин, который раньше держал в руке, и направился вдоль берега навстречу охотнику. То был стройный молодой человек, выступавший легким упругим шагом. Могучая грудь его и плечи были обнажены, а вокруг узкой талии был обернут тонкий индейский плащ ярких цветов. Его ноги были облечены в алые суконные гамаши, закрепленные снизу подвязками, сплетенными из конского волоса, а обувью служили полусапожки такой же замечательной работы, как и подвязки.