— Прочь от берега! Пусть Орел не мешает бесстрашному воину!
Индеец и медведь оказались в двадцати шагах один от другого.
Приготовления к бою со стороны команча заняли всего несколько секунд. В то время как медведь бежал к нему рысью, Сверкающий Луч спокойно сел на землю, чем привел в изумление даже канадца. Теперь жизнь его зависела от малейшего неловкого движения, от какой-нибудь неисправности в ружье, предвидеть которую невозможно практически ни при каких обстоятельствах, не зависящих порой от воли человека. Приставив приклад к плечу, а ствол держа у щеки, юный индеец неподвижно ждал врага, готовясь в надлежащую минуту спустить курок.
Свирепый хищник, размерами самую малость уступавший бизону, приближался к человеку, разинув окровавленную пасть, где сверкали два ряда его чудовищных зубов.
Ружье команча медленно подымалось по мере приближения врага. Когда, наконец, дуло его едва не коснулось морды медведя, грянул выстрел. Колосс зашатался, но, прежде чем свалиться, рванулся вперед, грозя придавить индейца тяжестью своего тела. Но Сверкающий Луч не дремал: с ловкостью клоуна он отпрыгнул шагов на шесть назад и потом выпрямился, держа нож в руке. Бросив гордый взгляд на поверженного врага, лежавшего на окровавленном песке, молодой индеец с опытностью хирурга отхватил одну из передних лап у первого сустава и прыгнул в пирогу.
— Сверкающий Луч храбр, как вождь! — сказал канадец, пожимая руку юноши. — Орел и Пересмешник гордятся своим юным другом! Его сердце может возрадоваться, потому что Лилия Озера улыбнется, увидев доказательство его мужества!
Глаза индейца вспыхнули гордою радостью от похвалы охотника, но главным образом от надежды, пробудившейся в его сердце.
Издав короткое восклицание, команч принялся опять грести, так как скакавшие по равнине апачи, казалось, подобно медведю, возымели намерение отрезать путешественникам путь по реке.
Место, к которому на перехват пироги направлялись апачи, поросло ивняком и ясеневыми деревьями, под защитой которых они могли напасть безо всякого риска для себя. Понятно, как важно было охотникам достичь этого пункта ранее апачей или, в противном случае, обойти его.
Два команча сменили на веслах вождя и канадца, и последние, как Хосе и Гайферос, взяли карабины наизготовку.
Апачам следовало описать на своем пути огромную дугу, чтобы все время оставаться вне выстрелов путешественников, в то время как лодка последних двигалась по прямой линии, хотя и медленнее.
— Откуда только они свалились на наши головы, — пробурчал Розбуа.
— Думается, не стоит удивляться появлению этих негодяев, — отвечал испанец. — Взгляните-ка вон на скачущего на пегом коне всадника. Масть лошади можно различить, несмотря на темноту. Не напоминает ли он того самого, который подобным же образом носился по берегу Рио-Хилы близ островка?
— Я помню его! — молвил Гайферос. — Это он накинул на меня лассо и потом сорвал с седла! Точно, его посадка и осанка!
— А в этом другом, — продолжал испанец, — не узнаешь ли ты, Розбуа, по бизоньей гриве, украшающей его голову, того самого индейца, который стоял часовым у костра? Что касается меня, то это обстоятельство мне долго будет памятно, как ни была богата приключениями наша с тобой жизнь. Держу пари, что это те самые негодяи, которые некогда осаждали нас, и что это они обнаружили наши следы в том месте, где мы высадились, чтобы направиться в Золотую долину.
— Какой смысл отрицать очевидное? — вздохнул старший охотник, в котором слова испанца и гамбузино пробудили горькие воспоминания о Фабиане.
Три четверти расстояния до прибрежных зарослей было почти пройдено. Теперь пирога сблизилась с индейцами, которые также находились недалеко от зарослей, так что охотникам представлялась возможность сразить пару-тройку противников, если, конечно, их винтовки имели достаточную дальнобойность. Несмотря на резкие удары весел, пирога шла достаточно спокойно, чтобы можно было прицелиться без риска промахнуться.
Друзья вскинули карабины и выстрелили почти одновременно.
— Вот двое и готовы, — заметил Хосе. — Ручаюсь, что никогда они не будут больше вредить нам!
— Но, может быть, они только ранены! — произнес Гайферос, к своей величайшей радости и в то же время изумленный тем, что можно поразить врага с такого расстояния, и притом ночью.
— Сомневаюсь, — возразил канадец. — В любом случае, они уже обезврежены. Но, — прибавил он с досадой, — мы не можем помешать остальным засесть прежде нас под прикрытием деревьев! Довольно грести! — продолжал он, сделав знак индейцам оставить весла.
Последние неприятельские всадники уже исчезли в чаще, за исключением одного, убитого команчем, выстрел которого раздался совершенно неожиданно для охотников. Прошло несколько мгновений, и вдруг со стороны неприятеля раздался залп, направленный прямо в пирогу. К счастью, он не имел особенно печальных результатов, если не считать раны, полученной одним из гребцов в руку, да отверстия, продырявленного пулей в борту выше ватерлинии. Ощупав здоровой рукою рану, команч убедился, что кость цела.
Взяв весло вместо него, канадец повернул лодку против течения и направил ее к левому берегу в небольшую речную заводь, густо поросшую камышами. Это было лучшее убежище поблизости.
Путешественники отдавали себе отчет в том, что, желая выбить индейцев с их выгодной позиции, откуда простреливалось все пространство от берега до берега, им пришлось бы или потерять драгоценное время, или подвергнуть свою жизнь опасности.
Итак, им следовало решиться если и не бросить совсем пирогу, что значило бы отказаться от отличного средства быстрого и легкого передвижения, то, по крайней мере попытаться перенести ее на руках, обойдя охраняемый краснокожими участок русла.
Едва они начали осторожно вытаскивать пирогу на берег, как вспышки выстрелов с вершин деревьев внезапно озарили и реку и ее берега, и несколько пуль просвистело в воздухе, срезав камыш неподалеку от беглецов. Одновременно яркое пламя взметнулось ввысь вблизи укрытия краснокожих.
Несомненно, то был сигнал, подаваемый апачами своему более отдаленному отряду.
Пучки сухой травы, собранной на равнине, вспыхнули ярко, хотя и ненадолго. На красноватом отблеске его на мгновение обрисовалась гигантская фигура канадца и испанского охотника. Послышались крики: «Орел Снежных Гор! Пересмешник! Голый Череп!» — возвестившие охотникам, что они только что узнаны.
— Зачем великий бледнолицый охотник называется Орлом, — закричал чей-то насмешливый голос, — если он не сумел скрыть своих следов от Туманных гор и берегов Рио-Хилы до берегов Красной реки?
— Не отвечай им, Хосе! — сказал канадец. — Словопрения уместны, когда есть для того время, как это было в бытность нашу на острове; здесь же следует действовать! И быстро! Ну, Сверкающий Луч, не подскажет ли твоя индейская смекалка способ скрытно улизнуть отсюда?