Лесной бродяга | Страница: 40

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— К черту улетели мои двадцать унций! — воскликнул бандит, войдя в комнату с искаженным злобой лицом. — Птичка упорхнула!

— Он бежал? И вы допустили это! — с гневом проговорил дон Эстебан.

— Попробуйте-ка помешать! Эти скоты Бараха и Ороче налакались мескаля и пьяны в стельку! А Диас отказался помогать мне. Пока я толковал этим пьяницам, в чем дело, наш молодчик ускользнул через пролом в ограде, как я полагаю!

— Откуда вы узнали это? — спросил испанец, топая злобно ногой.

— Когда мы пришли на место происшествия, то нашли донью Розариту возле пролома в ограде. Она кричала Тибурсио, что любит его, умоляя вернуться, и если бы он был недалеко, то, без сомнения, не устоял бы против ее мольбы.

— Она любит его?! — воскликнул дон Эстебан.

— Страстно, судя по ее словам и голосу! — И Кучильо повторил испанцу пламенный призыв Розариты, обращенный к Тибурсио.

— Нельзя терять времени, надо немедленно его преследовать; велите седлать лошадей и разбудите Бенито и слуг, а я пойду предупредить дона Августина и сенатора!

«Он все таков же, как много лет назад! — подумал бандит, отправляясь исполнять приказание де Аречизы. — Он призирает всякую опасность и до сих пор полон энергии и упорства, когда дело идет о достижении намеченной цели. Удивительно, что при таком характере он не сделал блестящей карьеры у себя на родине!»

Предаваясь этим размышлениям, Кучильо бросился исполнять отданные ему приказания. Тем временем дон Эстебан успел переодеться в дорожный костюм и направился в комнату, где спал сенатор. Дверь была отворена, и луна ярко освещала помещение.

— В чем дело, дон Эстебан, простите, я хотел сказать ваша светлость? — воскликнул Трогадурос, неожиданно пробуждаясь ото сна, во время которого ему снился, вероятно, двор испанского короля.

— Я пришел проститься и дать вам последние инструкции!

— Как! — изумился сенатор. — Вы уезжаете? Который же теперь час? Неужели я проспал без просыпу трое суток кряду?

— Нет, — возразил испанец, — я уезжаю потому, что нашим планам грозит серьезная опасность. Этот оборванец знает о существовании Вальдорадо, а кроме того, любит Розариту и пользуется ее взаимностью.

При этом известии Трогадурос тяжело опустился на подушки.

— Значит, все кончено! — простонал он. — Прощайте мои мечты о миллионном приданом, прощайте поместья, которые я уже считал своей собственностью!

— Не все пока потеряно, — возразил дон Эстебан, — и зло можно поправить, следует лишь поторопиться. Тибурсио покинул гасиенду; нам необходимо узнать, куда он направился, и перехватить его. Ему же хуже, что судьба поставила его вам поперек дороги!

Испанец больше ничего не прибавил относительно Тибурсио. Что же касается сенатора, то ему было решительно все равно, каким способом устранят докучного соперника, лишь бы богатства Розариты достались ему; спокойствие и непоколебимая уверенность испанца снова воскресили надежды.

— Во всяком случае, — прибавил дон Эстебан, — этого оборванца больше не впустят на гасиенду, я сам предупрежу об этом сеньора Пену; вам остается свободное поле действий, а от вас зависит с успехом воспользоваться вашим положением. Заставьте Розариту полюбить себя, это нетрудно, поскольку ваш соперник будет в отсутствии, может быть, в вечном. В этих пустынях столько опасностей, и вовсе немудрено, если что-нибудь случится с Тибурсио!

— Я буду неотразим! — воскликнул Трогадурос. — Со вчерашнего дня я чувствую, что меня пожирает пламя любви к очаровательной Розарите! Воистину, она — сошедшая на землю небожительница. И если бы мне предложили приданое без девушки, то я, кажется, в состоянии согласиться на это, то есть я хотел сказать обратное! — перебил себя сенатор.

— Употребите же все ваше обаяние, чтобы пленить ее!

— Если она захочет, то я согласен даже прясть, как Геракл перед царицей Омфалой! [48]

— Ну, этого совсем не нужно, так как Геракл пленил Омфалу совсем не своим искусством прясть, а тем, что он был Геркулес. Вы же лучше постарайтесь завтра во время охоты на мустангов отличиться каким-нибудь отважным поступком, например, вскочите ради прекрасных глаз доньи Розарии на дикую лошадь и приведите ее затем к ней уже укрощенную.

— Я не отказываюсь от этого и постараюсь, конечно, — отвечал сенатор, которому такой способ ухаживания нравился далеко не так, как тот, который подсказали ему его классические воспоминания. — Но у меня ощущается недостаток в презренном металле, а золото, как сказал один философ, благодатно действует даже на женские сердца!

— Я позабочусь об этом, и открою вам широкий кредит; необходимо, чтобы вы были во всеоружии вашего очарования, но не забудьте в случае успеха наши условия!

— Помню, помню; я обязан истратить половину приданого на всякие политические дела. О, если бы получить это приданое было так же легко, как потратить его!

При этих словах сенатор тяжело вздохнул, а дон Эстебан, повторив еще раз свои наставления и советы, затронув все инстинкты любви, самолюбия и жадности в его душе, распростился с ним и отправился к гасиендеро.

При звуке шпор вошедшего в комнату испанца дон Августин открыл глаза и, заметив на своем госте дорожный костюм, с удивлением спросил, что он означает. Де Аречиза уверенно заявил ему, что чести и величию его дома угрожает огромная опасность. Он решил очернить молодого человека, представив обстоятельства дела совершенно иначе, чем Трогадуросу. Там он был уверен в ненависти сенатора к своему сопернику, здесь же боялся, что богатый гасиендеро почувствует сострадание к своей дочери и примет сторону Тибурсио.

— Чести моего дома угрожает опасность? — воскликнул дон Августин, вскакивая с кровати и хватаясь за толедскую шпагу, висевшую у него в головах. — Кто осмелился оскорбить меня?

— Не волнуйтесь! — прервал его дон Эстебан, невольно сравнивая пылкость этого уже пожилого человека с малодушной трусостью сенатора. — Враг уже обратился в бегство!

— Но кто он, этот враг?

— Тибурсио Арельяно!

— Он — мой враг?! — недоверчиво воскликнул гасиендеро. — Это совершенно невероятно; на его лице написаны храбрость и честность, а вы рисуете мне портрет какого-то изменника.

— Он знает о месте, где находится Вальдорадо, и еще — любит вашу дочь!

— Что ж из этого? Я сам ведь сообщил вам эти новости!

— Да, но вы не знаете того, что ваша дочь тоже любит его!

И дон Эстебан передал гасиендеро подробно все случившееся вечером, ничего не скрыв от него, но впечатление, произведенное этим рассказом на гасиендеро, было для испанца полной неожиданностью.