— Климов переулок, девять, — Швед прочел надпись на чумазой, некогда белой табличке. — И одновременно — набережная Фонтанки сто пятьдесят девять. У него что же, два адреса?
— Как видишь, — сказал Димка Рублев и задрал голову, разглядывая верхние этажи. На лицо ему легли мелкие дождевые капли.
— Они здесь определенно психи, — проворчал Швед.
Левее дома, если смотреть с набережной, когда-то, стоял еще один — об этом красноречиво говорили глухие, без единого окна, соседствующие стены. Нынче между глухих стен располагался небольшой, поросший чахлой травкой пятачок, обильно к тому же загаженный собаками. Зато за пятачком открывался бывший закрытый дворик. Стены интересующего их дома со стороны дворика выглядели светлее — никаких рыжих и серых тонов, только грязно-лимонный, с потеками. Одиноко и очень не к месту у одного из подслеповатых окон притулилась спутниковая антенна.
— Кажется, нам сюда, — предположил Арик, указывая на средний подъезд.
Вошли. Изнутри подъезд выглядел так, будто по лестнице раз сто туда-сюда промчалась ватага варваров, вооруженных кирками, фломастерами и граффити-баллончиками. Квартир на каждом этаже было по две. Квартиры первого этажа носили номера два и пятнадцать.
— Ну и ну! — не удержался и хохотнул Димка. — Интересно, что за номера у квартир второго этажа?
— Думаю, — глубокомысленно заметил Швед, — двенадцать и пятьдесят три.
Димка снова хохотнул, но стоило подняться этажом выше, как смех его иссяк сам собой. Хозяева квартиры справа поставили металлическую дверь, но прикрепить к ней табличку с номером не удосужились. Зато левая дверь, древняя и деревянная, гордо несла в верхней части номерок.
«53».
— Ой, — Димка Рублев даже растерялся. — И правда пятьдесят три! Ты что, вероятности глядел, а Швед?
— Не, не вероятности, — невозмутимо пояснил Швед. — Я табличку глядел перед входом в подъезд…
— Не подъезд, а парадное, — перебил Арик. — Мы же в Питере. Разве не видишь, какое все шикарное и торжественное?
— Особенно паутина и надписи, — вставил Рублев.
Стены множественно украшало известное российское троебуквие, на любой вкус — печатными буквами, прописью, готикой и даже стилизацией под японские иероглифы.
— Выше этажом расположены квартиры три и шестнадцать, — сообщил Швед. — Но, сдается, нам туда не нужно.
— Бля, — Рублев отчаянно потряс головой. — Но какая в этом логика? Если подряд идут квартиры пятнадцать, два, двенадцать и пятьдесят три???
— При чем здесь логика? — удивился Арик. — Это же Питер. Не ищи логику там, где ее нет, и где такие вот загаженные места называют «парадными».
— А не хватит ли чесать языки? — поинтересовался Швед. — Нам ведь сюда. В пятьдесят третью. Причем, в данный момент там никого нет. Войдем, осмотримся?
В тот же миг всех троих что-то коснулось — через сумрак, через глубинные его слои:
«Входите! Осматривайтесь!»
— Хм, — оценил Арик. — Кажется, нас подбадривает Лайк. Ну, раз так, то двинули.
Он привычно рухнул в пятнышко своей тени и оказался в мире Иных, где не существовало преград вроде запертых в обычным мире дверей.
Квартира была нежилая. Хотя чувствовалось: бывают тут довольно часто. Но больше она напоминала не то захудалый офис, с которого вывезли за долги все убранство и обстановку, не то на перевалочный склад, в данный момент пустой. Богаче всего на мебель оказалась кухня: там имелся древний пошарпанный стол и два колченогих табурета, давно утративших естественный цвет. Из крана в ржавую раковину тоненькой струйкой стекала вода.
Ближняя комната, самая маленькая, была практически пуста, если не считать матраса у стены и одеяла с подушкой на нем. И матрас, и подушка, и одеяло выглядели неожиданно чистыми и опрятными, словно их только-только принесли из магазина. Тут же, рядом, в запаянных пакетах лежала стопочка железнодорожного постельного белья. В общем, тут можно было совершенно спокойно переночевать, не рискуя подхватить вшей или чесотку. Еще в комнате была люстра, пыльная-пыльная, до полной непрозрачности плафонов. Ветхие обои так и норовили отстать от стен; было видно, что по углам их периодически подклеивают, но без особого тщания. Так, абы не свисали лохмотьями.
В соседней комнате, раза в два большей размерами, по центру громоздилась картонная коробка из-под телевизора, несомненно выполняющая роль стола, ибо на ней нашлась прорва грязной посуды, в основном одноразовых стаканчиков и доисторических фарфоровых чашек, все как одна с отбитыми ушками. Вокруг «стола» сгрудились импровизированные стулья самого разного облика: видавшее виды пластиковое креслице (наверняка спертое из ближайшей летней кафешки), два пластиковых же ящика из-под пива «Балтика», деревянная чурка с подушечкой поверх, приколоченной двумя гвоздями, две поставленных друг на друга пачки книг, древний-предревний телевизор «Рекорд-12» и даже отслуживший свое унитаз, поперек которого стыдливо примостили фанерку. На фанерке размытыми чернильными буквами проступали два адреса — скорее всего, эта фанерка некогда служила крышкой посылочного ящика.
Одна из стен комнаты сплошь была заклеена одинаковыми плакатами: знаменитые васнецовские богатыри, надпись «Печеночный дозор» и адрес какой-то клиники, почему-то харьковской. На подоконнике — куча импровизированных пепельниц, по углам — шеренги пустых бутылок. Вместо люстры — просто свисающая на витом шнуре лампочка. Китайская двухкассетная магнитола у стены; антенна выдвинута до отказа. Значит, радио тут слушают. Выпивая и покуривая.
А вот третья комната была заперта. В сумраке.
Вскоре после того, как Турлянский, Швед и Рублев ушли осматривать подозрительный дом, Лайк, предварительно пошептавшись о чем-то с Ларисой Наримановной и услав куда-то Ефима, предложил Ираклию и Симонову прогуляться на Невский. Внизу они без всяких хлопот уселись в такси и спустя четверть часа высадились на углу Садовой и Невского, у Гостиного Двора и недалеко от «Метрополя».
Симонов, которого так и подмывало засыпать шефа вопросами еще в машине, наконец не утерпел, нацепил на всех троих заклинание неслышимости, заодно прикрывающее и от нудного дождя, и первым делом поинтересовался:
— Лайк, скажи, а почему ты думаешь, что в том доме бывают Черные?
— Я не думаю, я знаю.
Лайк остановился купить сигарет.
— Откуда? — не унимался Симонов.
— От Махмуда, — буркнул Лайк. — Это оперативная информация. Из Праги.
— А, — сразу расцвел Симонов. — А я-то думал… Ну, тогда быстро их найдем.
— Да и так бы нашли, — спокойно и уверенно произнес Лайк, закуривая. — Взгляни, к примеру, во-он туда, через проспект.
Симонов послушно повернул голову, недоуменно пошарил глазами по толпе пешеходов и только потом сообразил взглянуть в сумраке.
По тротуару шел демон. Типичный демон в воображении насмотревшегося дешевых ужастиков юнца. Краснокожее рогатое чудовище, когтистое и шипастое. Аура его была темно-багряной, и в ней отчетливо просматривались перевернутые пентаграммы, причем выглядело это безвкусно и аляповато, словно пластиковые стеклопакеты в окнах деревянной церквушки.