Введение в права наследства моих внуков, Карлоса и Изабеллы, я поручаю стародавнему доверенному лицу моей семьи синьоре Эстрелле Луис эль Горра и совместно с нею моему другу и благодетелю синьору Томазо Буотти, коим завещаю: первой, то есть синьоре Луис, сумму в сто тысяч скуди, а второму — мою венецианскую пригородную виллу, именуемую «Вилла дей Фиори»...
По мере того как патер Фульвио ди Граччиолани оглашал этот документ, голос его становился все более глухим и хриплым. Епископ, глава тайного трибунала святейшей инквизиции в республике, застыл в кресле. На епископских губах окостенела улыбка, похожая на оскал черепа... О, как хорошо понимал духовник графа, сколь мало добра сулит ему эта улыбка инквизитора!..
Патер Фульвио с огромным трудом сохранял присутствие духа. Он мельком пробежал глазами остаток текста. Буквы прыгали, будто повинуясь ритму его пульса. Они исполняли дикий балет отчаяния, чудовищный танец смерти! Усилия многих десятилетий рушились... Лоб чтеца покрылся блестящими капельками испарины. Прыгающие буквы сложились наконец в некое длинное имя... Оно мелькнуло в следующем абзаце текста. Это было имя самого патера Фульвио...
Священник вгляделся в бумагу... Нет, продолжать размеренное чтение он был уже не в состоянии. Произошла томительная пауза, во время которой патер Фульвио ди Граччиолани делал жесты, как бы отыскивая очки...
Старший из душеприказчиков, синьор Умберто Гротто, заметил затруднительное положение графского духовника и приблизился к кафедре под люстрой.
— Зрение несколько изменяет мне, — пробормотал патер Фульвио.
Бумага едва держалась в его руках. Он, не глядя, сунул ее старшему душеприказчику. Тот с поклоном принял документ. Иезуит сошел с кафедры и окинул зал невидящим взором. Двинуться к дверям он не мог — плотная толпа слуг загораживала выход из залы. Второй душеприказчик подвел священника к пустующему креслу, и патер Фульвио тяжело плюхнулся на бархатное сиденье, спиной к притихшей аудитории. Старший душеприказчик оглашал дальнейший текст:
— «Сумму в пятьсот скуди оставляю моему духовному отцу, патеру Фульвио ди Граччиолани, для покрытия расходов, связанных с его переездом в прежнее легатство, откуда он некогда прибыл в наш дом».
От неслыханного оскорбления иезуит содрогнулся. Даже видимая залу лысина патера приобрела лиловый оттенок.
— Пятьсот скуди, чтобы убраться к черту! — шепнул Чарльзу восхищенный Бернардито. — Сынок! Этот доктор Буотти вдвое хитрее меня! А каким добродушным простаком он глядит, черт побери мою душу! Как он обтяпал все это дельце! Каррамба!
Потрясенные наследники с трудом слушали чтеца, еле-еле улавливая заключительные волеизъявления завещателя.
Сто тысяч скуди граф оставил в пользу сирот приюта святой Маддалены во францисканском монастыре близ Ливорно. Наконец, следовали небольшие пожертвования церквам и благотворительным заведениям Венеции.
Когда весь текст завещания был оглашен, зал загудел, как потревоженный в улье пчелиный рой. Патер Фульвио покинул зал, как только замолк голос чтеца и посторонились слуги в дверях. Кардинал удалился, еле кивнув душеприказчикам. За ним последовал и епископ.
Длинные вереницы гондол, носилок и пешеходов потянулись во всех направлениях по прилегающим каналам, уличкам и мостикам.
В залах Мраморного палаццо стало тихо. Слуги гасили парадные люстры. Патер Фульвио затворился один в своей опочивальне.
Усталый Джиованни запер наружные двери парадного вестибюля, а синьор Томазо Буотти впустил с черного хода четырех дюжих полицейских стражников. Доктор шепнул им несколько слов и многозначительно кивнул на запертую дверь личных покоев графского духовника. Обезопасив таким образом дворец, ставший общественным музеем, от всякого рода неожиданностей, доктор Буотти вернулся к своим друзьям.
— Эччеленца Карлос и сеньорита Изабелла, — сказал он весело, — позвольте поздравить вас, друзья мои!
Доктор держал в каждой руке по бокалу шампанского. Друзья выпили их, уже не опасаясь белых крупинок патера Фульвио ди Граччиолани.
Когда отзвучали первые краткие застольные речи, весьма торжественные и весьма прочувствованные, капитан Бернардито повернулся к своему соседу, доктору Буотти. Эти два лица занимали самые почетные места за столом — честь, которую охотно уступили им молодые наследники.
— Бога ради, объясните же мне скорее, синьор Буотти, как вам удалось сыграть такую злую шутку с отцами-иезуитами? Никто не ожидал подобного исхода! Ведь граф исправил завещание и устранил оговорку. Иезуиты были уверены, что все достанется им одним!
— Видите ли, успокоив «тайным письмом», привезенным в Венецию Мортоном, опасения иезуитов, я встретился с графом, которого через Антони известил о своем приезде. Во время прогулки графа на взморье я сообщил ему, что через две недели в Венецию прибудет старый друг графа Паоло д'Эльяно, синьора Эстреллы Луис, чтобы убедительно подтвердить синьору Паоло полный успех розысков. «А вскоре, — сказал я графу, — вы обнимете ваших внуков — Чарльза и Изабеллу, которые прибудут с кораблем из-за границы».
Мне пришлось солгать графу Паоло лишь относительно фамилий и возраста Чарльза и Изабеллы, чтобы не упоминать имени милорда Ченсфильда. Старик мог не вынести известия о жестокости Джакомо... После беседы с доньей Эстреллой граф вручил синьоре официальное распоряжение для нотариуса уничтожить прежнее завещание и срочно составить второе. Она проследила, чтобы это было немедленно исполнено. Согласно высокому профессиональному долгу, душеприказчики, оформив этот документ, сохранили его в тайне. Вот и все! Из всех нас только одна синьора Эстрелла Луис знала о последней воле завещателя. Предлагаю тост за здоровье вашей матушки, капитан!
В этот миг Джиованни Полеста подошел к столу и тихо сообщил что-то синьору Буотти. Доктор пригласил капитана Бернардито, Чарльза и Антони в сад, к окнам опочивальни патера Фульвио ди Граччиолани. За отогнувшимся краем портьеры они различили на письменном столе оплывшую свечу. Ее отблеск слабо озарял неподвижную фигуру человека в кресле.
— Он сидит так уже часа три, — прошептал Джиованни.
Дверь опочивальни была заперта изнутри.
— Ломайте! — приказал доктор Буотти.
Тяжелая дверь долго не поддавалась. Пока стражники ломали замок, ни один звук не донесся из опочивальни.
Когда люди вошли наконец в покои графского духовника, они застали его уже холодным. Со сложенными на груди руками он сидел в кресле; перстень с отвинченной печаткой валялся на полу, а стакан со следами красного вина упал на открытую страницу книги.
Доктор Буотти сразу узнал черный фолиант «Истории деяний ордена Иисуса» из графской библиотеки.
Через два месяца после всех этих знаменательных событий в Мраморном палаццо легкокрылое морское суденышко «Южный Крест» приближалось к берегам Америки. На причале в Филадельфии эту яхту давно ожидала красивая дама, державшая за руку хорошенькую девочку. Когда «Южный Крест» на всех парусах подлетел к внешнему рейду, дама замахала платочком, а еще через полчаса здесь же, на причале Филадельфийского порта, произошла еще одна счастливая встреча престарелого отца со своими потомками: семья Эдуарда Уэнта встретила не только своего главу — самого капитана Уэнта, но вместе с ним эта семья вернула в свое лоно и старого отца миссис Мери. Бывший калькуттский солиситор, раскаявшийся и прощенный агент Джакомо Грелли, со слезами обнимал на филадельфийском причале свою дочь и внучку...