— Они разорвались, когда я их стирала, — прошептала в ответ Венеция.
— Тогда надень мои.
— Они слишком большие. Я могла бы надеть одно из платьев, которые принес Джимми…
— Нет уж! Надень брюки, — он подчеркнул каждое слово. — Мы раздобудем тебе одежду очень скоро, а сейчас никаких игр, Венеция. Я хочу, чтобы к моему возвращению ты была в штанах.
— Слушаюсь, сэр, — пробормотала себе под нос Венеция, поняв, что Хэзард ревнует.
Ее подозрительная покорность насторожила Хэзарда, и он погрозил ей пальцем.
— И рубашку не забудь!
Когда мужчины вернулись некоторое время спустя, Венеция жарила бекон на сковородке. Бросив быстрый взгляд на ее стряпню, Хэзард с удивлением обнаружил, что бекон вопреки обыкновению не сгорел, а лишь чуть-чуть зарумянился. Венеция надела одну из его рубашек и заправила в его же штаны, подвернув их и подвязав на тонкой талии ремешком. Обрадовавшись, что она впервые в жизни последовала его указаниям, Хэзард не обратил внимания на то, что молодая женщина выглядит как сирота из приюта.
— А яйца остались? — поинтересовался он, уже привыкнув помогать ей готовить завтрак.
— Ты сам жарил их вчера, — отозвалась Венеция. — Я не помню.
Усевшись у стола, Неутомимый Волк насмешливо поинтересовался:
— Неужели ты тоже учишься готовить, Черный Кугуар?
— Хэзард мне так хорошо помогает! — воскликнула Венеция, прежде чем он сам успел открыть рот. — Если бы не он, мы бы просто умерли с голода.
— Когда вернешься домой, ты обязательно продемонстрируешь нам свои достижения.
— Это вряд ли, — нахмурился Хэзард.
Он чувствовал, что Неутомимый Волк веселится вовсю, хотя лицо его оставалось неподвижным, как маска, и догадывался, что в следующий приезд в лагерь ему не дадут прохода шутками о стряпне.
— А еще он моет посуду и вытирает ее, и убирает после… Ну, в общем, по вечерам, — быстро закончила Венеция, услышав, как Хэзард предостергающе кашлянул. Она так гордилась его галантностью, но, повернувшись к нему, поняла, что Хэзард чувствует себя очень неловко, и немедленно извинилась: — Прошу прощения. Я совершенно забыла о ваших мужских предрассудках.
— Ничего страшного. Теперь он сможет всех поразить во время летней охоты, — невозмутимо произнес Неутомимый Волк, но в глазах у него плясали смешинки.
Перехватив убийственный взгляд, брошенный Хэзардом на своего друга, Венеция решила вмешаться:
— А что такое летняя охота? Я об этом ничего не слышала.
— Расскажи даме об охоте, — предложил приятелю Неутомимый Волк, от души наслаждаясь сложной ситуацией, в которой оказался Хэзард.
Тот неохотно подчинился.
— Ничего особенно интересного в этом нет. Несколько кланов собираются вместе, чтобы поохотиться и пообщаться.
— Как мило! Это, наверное, напоминает большой пикник. И много ли соберется ваших родственников?
Венеция оживилась и была сейчас очень похожа на ребенка, которому пообещали новую игрушку.
— Я вряд ли сумею это выяснить: меня там не будет, — спокойно, но твердо ответил Хэзард, бросая свирепый взгляд на Неутомимого Волка, — он был недоволен, что друг вообще заговорил на эту тему.
Перейдя на родной язык, Неутомимый Волк заметил:
— Ты бы мог по дороге поискать ее отца.
— Если он жив, то сам найдет меня, — ответил Хэзард.
Неутомимый Волк пожал плечами и снова заговорил по-английски:
— Все будут скучать без тебя этим летом.
— Тут уж ничего не поделаешь.
Венеция осторожно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Она прекрасно понимала, что ей не следует вмешиваться в жизнь Хэзарда, но в конце концов избалованность все-таки взяла верх над здравым смыслом:
— Но разве мы не могли бы поехать вместе? Прошу тебя, Хэзард, это было бы так весело!
— Нет.
— Почему же нет? — Венеция, как обычно, была совершенно невосприимчива к отказам. — Я никогда не видела ни индейской деревни, ни летней охоты, ни даже индейцев — если не считать тебя и Неутомимого Волка. Хэзард сурово нахмурился.
— Это не спектакль, который устраивают ради твоей забавы.
— Да не будь ты таким занудой, черт побери! Ты же понимаешь, что я говорила об этом совсем в другом смысле.
У Неутомимого Волка едва не отвисла челюсть. Он ни разу в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь говорил с Хэзардом в таком тоне — тем более женщины. Неутомимый Волк ждал взрыва, но Хэзард довольно мягко произнес:
— Мы никуда не поедем, и это не подлежит обсуждению. Ты просишь о невозможном.
— Это из-за шахты? — Венеция уже начала жалеть о своей настойчивости.
— Да, — с готовностью согласился Хэзард.
На самом деле причина была в другом. Он прекрасно знал, что, если повезет ее на летнюю охоту, для него это станет настоящим испытанием. Они оба окажутся под постоянным пристальным наблюдением, и все сразу поймут, что его отношение к Венеции — не просто вожделение. А если его сородичи догадаются, как нужна ему эта белая женщина, то пострадает его авторитет вождя. Кроме всего прочего, большую часть времени ему придется провести на совете вождей, а потом он будет вместе с друзьями охотиться, играть, скакать наперегонки. Все это чисто мужские занятия. Венеции скоро станет скучно, и этим может воспользоваться кто-нибудь из клана — на летней охоте принято очень настойчиво ухаживать за женщинами…
— Тогда, может быть, в другой раз? — неуверенно предположила Венеция.
— Может быть, — ни к чему не обязывающим тоном ответил Хэзард.
Сразу после завтрака Неутомимый Волк уехал и увел с собой караван тяжело нагруженных лошадей. Больше Венеция о летней охоте не заговаривала.
Поужинав, Хэзард поднялся и пристегнул к поясу кобуру.
— Ты опять в город? — негромко спросила Венеция. Ей очень не хотелось отпускать его: поход в город ночью предполагал визит к Розе. И хотя в последний раз Хэзард отказался от услуг этой девицы, ревность Венеции вспыхнула с новой силой. Хэзард кивнул.
— Я только зайду за твоей одеждой, — взгляд его черных глаз оставался бесстрастным. — Не можешь же ты постоянно ходить в моих брюках.
— Меня здесь все равно никто не видит, — нахмурилась Венеция. — Не стоит из-за этого подвергать себя опасности.
Хэзард беззаботно улыбнулся.
— Ничего опасного в этой прогулке нет. В последний раз ни одна живая душа меня не заметила; надеюсь, никто не увидит и сегодня.
На самом деле Хэзард прекрасно знал, что о его последнем визите в город говорят, и, следовательно, весьма велика вероятность, что его будут встречать. И вряд ли с цветами. Он не напрасно оделся во все черное, за исключением мокасин, но такая обувь позволяла ему двигаться быстрее, чем в сапогах.