г. ЕЛЕНА, штат МОНТАНА
Январь 1889
Валерия Стюарт первой заметила его появление в музыкальной комнате, и ее глаза расширились от удивления. Сам Трей Брэддок-Блэк пожаловал на дневной фортепианный концерт. Такое было впервые.
Ее удивление не осталось незамеченным присутствующими, и в результате Эрик Сати, последнее парижское открытие Эммы Пибоди, мгновенно лишился внимания аудитории. Еще бы — самый завидный жених Монтаны стоял у дверей, опираясь плечом о стену, выкрашенную светло-серой краской, небрежно скрестив на груди руки. Он улыбался, прекрасно понимая, какое впечатление его появление произвело на присутствующих. Пристальное внимание было привычно для Трея Брэддок-Блэка и объяснялось его скандальной репутацией, экзотическим происхождением и богатством его семьи.
Он слегка кивнул всем собравшимся в комнате, при этом его длинные черные волосы взметнулись вверх в такт движению головы. Слушатели мгновенно вспомнили о своих манерах и вновь уставились на бородатого молодого человека в пенсне, игравшего на прекрасном фортепиано, принадлежавшем Эмме Пибоди, свою последнюю пьесу. Следующие двадцать минут гости Эммы старательно избегали смотреть на пользующегося сомнительной репутацией сына Хэзэрда Блэка, в то же время размышляя о том, какая девушка сумела заманить его на этот концерт. Никто не сомневался, что необычное появление Трея на концерте не может быть связано с чем-то другим.
Светло-серые стены просторной музыкальной комнаты Эммы были отделаны золотым орнаментом, а паркет в виде прямоугольных узоров выложен итальянскими мастерами, известными во всем мире реставраторами. Элегантные банкетки, обтянутые изысканным желтым шелком с набивным узором в виде переплетенных роз, были расставлены вперемежку с прекрасными венскими стульями рядом с небольшими столиками так, чтобы гостям не приходилось тянуться за бокалом шампанского или сладостями.
Среди приглашенных было много великолепных молодых женщин, прекрасно одетых на деньги своих родителей. Они томно расположились на банкетках, их длинные широкие юбки образовывали живописные складки на фоне желтого шелка, а модные шляпки без полей были украшены оборками и расшиты цветами.
Слушая звуки фортепиано, заполнившие роскошно убранную гостиную, гости начали переглядываться. Их оценивающие взгляды не останавливались на сидящих политиках, банкирах и бизнесменах, не задерживались на блистательных матронах, отыскивая лишь ту или иную красивую девушку. Кого из них пришел он увидеть?
Молодые женщины тоже исподтишка разглядывали высокого смуглого человека, прислонившегося к стене у входа в комнату. Когда Сати закончил играть и смолкли вежливые аплодисменты, гости стали напряженно ожидать, насколько правдоподобны их догадки.
Через несколько секунд Валерия Стюарт, одетая в элегантное платье из французского бархата и затканную цветами азалии шляпку, поднялась со своего места и направилась к Трею. У большинства присутствующих вырвался вздох облегчения, а на лицах молодых женщин появилось разочарование.
Валерия подошла к опоздавшему гостю совсем близко. Она всегда так делает, подумал Трей, чтобы любой мог оценить ее красивую грудь.
— Здравствуй, мой дорогой, ты выглядишь, — Валерия выдержала паузу, небрежно осмотрев с ног до головы высокую мускулистую фигуру Трея, одетого в костюм от лучшего портного, — просто прекрасно.
Сказано это было мурлыкающим, чуть вибрирующим тоном.
И хотя молодого человека подмывало сказать: «Валерия, дорогая, тебе не удастся съесть меня живым прямо здесь», однако Трей понимал, что это было бы уже чересчур, и поэтому он улыбнулся и произнес:
— Благодарю, да и ты великолепна, как всегда.
Темные волосы и белая кожа Валерии действительно изумительно оттенялись французским бархатом.
— Тебе понравились композиции Эрика, дорогая?
Девушка с гримасой разочарования махнула рукой, одетой в тонкую лайковую перчатку:
— Они все звучат примерно одинаково, разве не так?
Валерия воспринимала искусство только с точки зрения необходимости посещения концертов и вечеринок и находила на них более приятные для себя занятия, к примеру, разглядывание драгоценностей и туалетов присутствующих.
Светлые глаза Трея мгновенно расширились, выдавая изумление таким неприкрытым равнодушием, или, как он подумал чуть позже, полнейшим невежеством.
— Нет, моя дорогая, — ответил он голосом, в котором, несмотря на беззаботный тон, прозвучал гнев, — они звучат совершенно по-разному.
Валерия бросила на него быстрый взгляд, и ее подкрашенные ресницы дрогнули. Затем немного наклонив голову, что позволяло, как ей представлялось, выглядеть наиболее привлекательно, она решила переменить тему разговора, переведя его на себя.
— Ты не скучал по мне? — спросила она кокетливо с некоторым придыханием в голосе.
— Конечно, скучал. — Ожидаемый ею ответ прозвучал безо всяких усилий со стороны Трея. Он оторвался от стены и посмотрел поверх шляпки Валерии на людей, окруживших Сати у фортепиано.
— Когда я смогу вновь увидеться с тобой, мой дорогой? — спросила она медовым голосом и придвинулась на полшага ближе, так что Трей даже почувствовал ее запах.
— Позже, — уклончиво ответил он.
Трей пришел сюда повидать друга, а не флиртовать, поэтому он чуть отодвинулся назад и начал обходить Валерию.
Но она остановила его попытку уйти, подняв сложенный веер.
— Когда позже? — спросила Валерия, капризно надув губы.
— Валерия, дорогая, — сказал Трей с усмешкой, слегка коснувшись ее руки, — ты очаровательно дуешься, но я пришел сюда увидеть Эрика. Если хочешь, пойдем со мной и поговорим с ним.
— Он всего лишь второй пианист в парижском клубе, — в голосе Валерии сквозило неприкрытое пренебрежение: ее оценки основывались на деньгах, положении в обществе и одежде. — Он странный, этот Сати, и какой-то взъерошенный, типичная богема. У меня нет желания разговаривать с ним.
— Он замечательный композитор с богатым воображением, — сказал Трей, раздраженный ее неумным снобизмом. — Извини меня, — с этими словами он мягко отстранил Валерию и двинулся к Эрику.
Трей встретил Эрика Сати в Париже в прошлом году на концерте, и, когда он подошел к пианисту, чтобы выразить свое восхищение, они разговорились и неожиданно обнаружили много общих интересов. Оба родились в одном и том же месяце, были страстно увлечены фортепианной музыкой, ненавидели Вагнера, восхищались Шопеном и отвергали традиционные методы обучения.
Как пианист, Трей, по существу, был самоучкой, и поэтому его влекло к эксцентричному молодому композитору, представителю богемы, носившему летящий галстук, бархатную куртку и мягкую фетровую шляпу. В Париже они посещали клубы и кафе, потом за перно и бренди в квартире Трея обсуждали последние произведения Эрика. Благодаря энтузиазму и настойчивости Трея, Сати был представлен Эмме Пибоди, ценительнице авангардной музыки в городе Елена.